Вечерний круг - [38]

И снова гудящий поезд метро, полупустые в середине дня вагоны, длиннейшие эскалаторы, суетливые и всё же многолюдные пересадки, и вот наконец последний из эскалаторов аккуратно вынес Виталия на поверхность. Перед ним были длинные заводские корпуса за высокой глухой оградой.

Миновав просторное бюро пропусков и проходную, Виталий оказался на огромном, в деревьях и кустах, заводском дворе и, расспрашивая то одного, то другого из встречных, добрался наконец до нужного цеха.

У входа его уже ждал высокий, худощавый парень с копной вьющихся пшеничных волос и живыми серыми глазами на узком лице с пухлыми губами и тонким, хрящеватым носом. «Похожи братцы, — отметил про себя Виталий. — Здорово внешне похожи». На парне была модная джинсовая куртка и щеголеватые, с чуть заметным клёшем, брюки.

— Сёмкин, — представился он. — Михаил. Точно вы приходите.

— Нет времени опаздывать, — улыбнулся Виталий. — Где нам потолковать?

— Пойдём в сад. — Михаил махнул рукой. — Вон скамейка свободная.

Виталий отметил про себя, что он сказал «сад», а не «двор». «И в самом деле, сад», — подумал он, сноба бросив взгляд на бесконечные аллеи, посыпанные песком дорожки, клумбы и ряды подстриженных кустарников.

Они уселись на скамье, полускрытой за пушистой стеной кустарника, и Виталий самым безмятежным тоном спросил, жмурясь от солнечных лучей, вдруг пробившихся из-за облака:

— Слушай, ты Георгия давно видел?

— Гошку? А что? — сразу насторожился Михаил.

— Да заблудился твой братан.

— То есть как это заблудился? — возмущённо переспросил Михаил, и в лице его появилась какая-то жестокость. — Он просто спился, подлец. Опустился. Вот и всё.

— Всё?

— Ясное дело. Я, если хотите знать, давно уже ничего общего с ним не имею. Прошу это учесть.

— Та-ак… — протянул Виталий. — Учтём, конечно. А родители ваши где?

— Померли родители.

— Как так?

— А так. Пожар случился. Мать отца бросилась спасать. Он спал. Ну и вместе с ним, героически…

— Давно?

— Три года назад. С тех пор Гошка и покатился.

— Ты же не покатился?

— Я в мать и отца, а он чёрт его знает в кого уродился. Вот и поставил я на нём крест.

— Так ведь брат же!

— Ну и что! Я считаю, друг дороже любого родственника. Друга как-никак выбираешь. А родственник сам объявляется. И какой он ни есть, любить его прикажешь? Ни фига! Вон братца судьба подкинула. Нужен мне такой, думаешь? Спасибочко. Как увидел, какой он стал, так крест на нём и поставил.

— А он на тебе?

— Он ещё на мне будет ставить! — раздражённо воскликнул Михаил. — Чего не хватало! Пусть он сначала добьётся с моё.

— А ты женат?

— Женат. И сын растёт. Всё как у людей. Скоро, между прочим, депутатом стану. Есть такой план. В парткоме намечают. И бригадиром тоже. Передовой бригады.

— Да, добиться с твоё непросто.

— Пусть попробует.

— А ты помоги. Он вроде тебя уважает.

— Меня все уважают.

— Вот и помоги. Хотя бы как будущий депутат.

— Я только по нашему району пойду, — широко улыбнулся вдруг Михаил. — А вообще, чего это ты о Гошке заговорил?

Они как-то совсем незаметно перешли на «ты».

— Сам говоришь, «покатился», «опустился». А нам с такими приходится дело иметь. Именно с такими, к сожалению.

— Вот и давай действуй. А у меня и кроме Гошки забот полон рот.

— И всё же брат он тебе.

— Какой он брат? Брат другом, помощником должен быть, а этот…

— Вот что, Михаил, — задумчиво произнёс Виталий. — Либо ты примешься за своего братца, либо я в твою партийную организацию пойду. И не быть тебе тогда ни депутатом, ни бригадиром, ни передовиком. Один позор будет, учти. Такого эгоизма и бездушия я в тебе даже не ожидал.

— Да что ты! Я же всей душой рад! — всполошился Михаил, и на красивом лице его отразилось искреннее отчаяние. — Но с какой стороны за него приняться, ты скажи?

— Вот это уже другой разговор. Если ты станешь моим союзником, то вдвоём мы авось чего-нибудь и придумаем. Не одно, так другое, но что-то должно подействовать. Терпение тут нужно, упорство. Случай с Гошкой, как говорят, запущенный. Так что, Миша, не пожалей сил. Спасёшь брата — об этом даже в газету можно написать. Представляешь? — усмехнулся Виталий. — Так что давай думать.

— Всё хорошо, только думай сам, — пожал плечами Михаил. — Я отказываюсь. Я просто не знаю. Придумаешь — я твой союзник. Что скажешь, то сделаю.

— Так ты же его лучше меня знаешь.

— Я его вообще знать не желаю, если уж на то пошло, — снова озлившись, отрезал Михаил. — Вообще! Он мне, сукин сын, всю биографию портит. Сколько я из-за него пережил, ты бы знал. А теперь, гад такой, ещё в тюрьму вот-вот угодит. Так ведь я понимаю? Тогда совсем биографию мне искорёжит.

— Надо стараться, чтобы этого не случилось. Ты правильно понимаешь. На пути он туда.

— Ну вот! — в глазах Михаила мелькнул испуг. — Что же теперь делать?

— Во-первых, встретиться с ним. Лучше всего сегодня же вечером.

— Его ещё разыскать надо.

— Разыщешь. Дружески встретиться надо, по-братски. За что-то он тебя, между прочим, любит, как ни странно.

— Чего ж ему меня не любить, слава богу…

— Ладно, ладно. Тебя, конечно, все любят.

— А ты не смейся.

— Какой же тут смех! Так вот. Встретишься с Гошкой сегодня же. Уговори его всё бросить, чем он сейчас занимается. Скажи, милиция за тобой уже смотрит, уже на след твой вышла. Если боится открыто рвать, пусть тихо отходит в сторону, пусть исчезнет. Обещай его на завод к себе устроить, в свою бригаду взять.