Вечерние беседы на острове - [26]

Они нашли только дневник, который он вел долгие годы, все больше насчет цен на копру, украденных цыплят и прочее, затем торговые книги и завещание, о котором я говорил в начале рассказа. По книгам и по завещанию все имущество, весь магазин и товар оказались принадлежащими самоанке, и я все это купил у нее за очень сходную цену, потому что она спешила уехать на родину. Что касается Рендоля и негра, им пришлось убраться. Они поселились около Папа-малулу и приобрели себе нечто вроде торговой станции, но дела у них шли скверно, так как ни один из этой пары не годился для дела, и пробавлялись они большей частью рыбной ловлей, которая была главной причиной смерти Рендоля.

Раз как-то шла большая стая рыбы, и папа отправился за ней с динамитом. Фитиль ли сгорел очень скоро, или папа был пьян, или то и другое, но коробку взорвало раньше, чем он успел ее бросить, и руки папа как не бывало. В этом большой беды нет — острова к северу полны одноруких, вроде действующих лиц "Арабских Ночей", но или Рендоль был чересчур стар, или пил уж очень много, одним словом, он от этого умер. Вскоре после того негра выгнали с острова за воровство у белых, и он уехал на запад, где встретил одноцветных с ним людей, а люди одного с ним цвета взяли да и съели его, как укрепляющее средство, и я уверен, я надеюсь, что он пришелся им по вкусу.

Итак, я остался один во всем своем величии на Фалеза, и когда приехала шхуна, я нагрузил ее вышиною чуть не в полдома. Надо сказать, что мистер Терльтон очень честно поступил с нами, но зато потребовал порядочного воздаяния.

— Ну, мистер Уильтшайр, — сказал он, — я все вам тут устроил, помирил вас со всеми. Это не трудно было сделать, раз Кэз умер; но я все-таки устроил и, кроме того, поручился, что вы будете честно относиться к туземцам, и попрошу вас сдержать данное за вас слово.

И я сдержал его. Смущали меня, бывало, мои весы. Я рассуждал так: "У всех торговцев весы несколько оригинальные, но туземцы, зная это, подмачивают свою копру настолько, что в общем выходит правильно". По правде сказать, мне это все же было неприятно, и, несмотря на то, что дела в Фалеза шли хорошо, я обрадовался, когда фирма перевела меня на другую, станцию, где я не был связан никакого рода обязательством и мог смело стоять перед своими весами.

Что касается моей супруги, вы ее знаете, так же как и я. У нее есть только один недостаток: если входя в дом не помолитесь, она убежит прочь. Положим, это в характере канаков. Она превратилась в могучую крупную женщину и могла бы швырнуть через плечо какого-нибудь лондонского шута. Впрочем, и это естественно в канаках, и нет никакого сомнения, что она — жена первый сорт.

Мистер Терльтон уехал на родину, его срок кончился. Он был самым лучшим из миссионеров, с которыми мне приходилось когда-либо сталкиваться. Теперь он, кажется, священничествует в Соммерсете. Это для него самое лучшее, там у него нет канаков, с которыми надо возиться.

Моя гостиница? И в помине нет ничего подобного. Мне, видите ли, не хотелось бросать ребятишек, а тут и говорить нечего, им было гораздо лучше, чем в стране белолицых, хотя Бен увез старшего в Ауклэнд, где он учится как нельзя лучше. Кто меня смущает, так это девочки. Они конечно только полукровные. Я знаю это так же хорошо, как и вы, и никто не может быть более низкого мнения о полукровных, чем я; но они мои, и мне приходится о них заботиться. Не могу никак примириться с мыслью выдать их за канаков, а хотелось бы знать, где я им найду белых?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ДЬЯВОЛЬСКАЯ БУТЫЛКА

На острове Гавайя жил некий человек. Он, по правде сказать, жив до сих пор, но имя его должно остаться тайной. Я назову его Кивом, потому что он родился неподалеку от Гонау-нау, где покоятся в пещере кости Кива Великого. Кив был человек бедный, честный, деятельный, читал как школьный учитель, и, кроме того, был первоклассным моряком. Некоторое время он ездил на островных пароходах и управлял китоловным судном на берегу Хамакуа.

Пришла Киву на ум мысль повидать свет, чужеземные города, и он сел на пароход, отправляющийся в Сан-Франциско.

Город это чудесный, с отличной гаванью и с бесчисленным множеством богачей. Есть там в особенности один холм, сплошь застроенный дворцами. На этот самый холм пошел однажды Кив с полным карманом денег. С восторгом осматривал он стоящие по обе стороны большие дома. "Дома-то какие чудесные! — думал он. — Как должны быть счастливы люди, живущие в них без забот о завтрашнем дне".

С этой мыслью проходил он мимо одного дома меньше остальных, но прелестного как игрушка. Лестница блестела как серебро, решетка сада напоминала цветочную гирлянду, окна сияли, словно бриллианты. Кив остановился и залюбовался совершенством того, что увидел. Остановившись, он заметил человека, смотревшего на него из окна настолько светлого, что Кив видел его так ясно, как вы увидели бы рыбу в луже у камня.

На вид это был пожилой человек, лысый и чернобровый. Выражение лица его было печально, и он тяжело вздыхал. Глядя друг на друга, они, по правде сказать, завидовали один другому.

Вдруг пожилой господин улыбнулся, знаками пригласил Кива войти и встретил его у порога двери.