Вдова - [34]

— Мистер Найт, объясните, зачем любителю Ренессанса картины Дега и Лотрека в столовой?

— И кто из них вам больше нравится?

— Дега.

— Тогда позвольте сделать вам подарок. Дега ваш.

— Но… — Пегги растерялась.

— А вы, Линди, очень меня обяжете, если согласитесь принять Лотрека.

— Арчи! — запротестовала Нат.

— Это ничтожная плата за то удовольствие, которое мне доставил ваш визит. — И, обращаясь к прислуге, Найт небрежно, словно речь шла о коробке конфет, распорядился: — Запакуйте эти картины! Думаю, дамы возьмут их с собой. А вам, — он повернулся к молодым женщинам, — хочу предложить выпить по чашечке кофе в библиотеке. Ох, простите, совсем забыл! Сейчас подадут десерт. Вы любите крем-желе?

— Спасибо, но после такого обеда…

— Тогда прошу вас в библиотеку.

Нат вошла первой и замерла в нескольких шагах от порога, любуясь сангинами Тинторетто. А Пегги, хоть и была ошеломлена всем происходящим, приблизилась к Найту.

— Нат шепнула мне по секрету, что у нас есть одно общее воспоминание. Это правда?

— Да, — ответил Арчибальд, и лицо его забавно сморщилось.

— А можно узнать, какое? Кажется, мне предстоит покраснеть…

— Не исключено.

— Любопытно, я не краснела где-то лет с пятнадцати.

Они стояли лицом к лицу, их разделяли всего несколько сантиметров. Нат, оценив ситуацию, исчезла из библиотеки, а у Пегги появилось предчувствие чего-то неизбежного, и в первый раз за весь вечер она посмотрела на Арчи не как на старика, а так, как женщина смотрит на мужчину, который действительно интересен.

— Это довольно старая история, — начал Найт с улыбкой. — Вам было годика три или четыре. Я ужинал у ваших родителей, когда к вашей матушке подошла няня — кажется, вы плакали — и ваш отец попросил, чтобы вас привели. Войдя в гостиную, вы направились прямо ко мне и вскарабкались на колени. Я обнял вас, а вы положили головку на мою грудь.

— Как видите, — мягко перебила Пегги, — у меня нет повода заливаться румянцем.

— Минуточку терпения… Вскоре я почувствовал, как мои брюки стали мокрыми.

— Вы сделали пи-пи в штанишки?

— Не я. Вы!

Пегги рассмеялась.

— Я должна извиниться?

— Вовсе нет. Хотя вы сделали не только пи-пи, а нечто большее…

— Что же еще? — Догадка молнией пронзила ее мозг. — Неужели?

Губы Арчи слегка дрогнули.

— Вот-вот.

Как будто что-то невидимое дрогнуло и разбилось. Пегги стало как-то не по себе. В этой ситуации, пожалуй, лучше всего просто отшутиться. Ничего другого ей не оставалось.

— Сожалею, делаю все возможное, но — увы! — покраснеть не могу.

— Тем лучше, — кивнул Арчи. — Видите ли, это маленькое недоразумение — мое самое нежное воспоминание.

Пегги вдруг захотелось немедленно уйти отсюда, чтобы прогнать дурацкое наваждение. Найт преградил ей дорогу и добавил, словно бросаясь в воду.

— Хочу вам сделать признание. Я готов отдать что угодно. Повторяю — что угодно, лишь бы еще раз испытать подобное наслаждение.

И вдруг Пегги почувствовала, как краска заливает ей лицо и шею. В любви ей объяснялись многие, но такое признание она услышала впервые.

В наступившей внезапно тишине прозвенел голос появившейся на пороге библиотеки Нат:

— Молодые люди, кофе стынет!

* * *

Лон машинально постукивала яйцом по краю блюдца.

Изможденный молодой негр разбрасывал по полу опилки. Бармен разгадывал кроссворд, слушая музыку: на прилавке рядом с кассой стоял магнитофон. Кончиком ногтя Лон выковырнула из белка застрявшие в нем маленькие осколки скорлупы, намазала горчицей кусочек хлеба и с безразличным видом принялась за еду. Сегодня она решила лечь пораньше, уже забралась в постель и даже немного поплакала, но сон не приходил. Тогда она оделась и вышла на улицу. На Бродвее, несмотря на холодную погоду, как всегда, толпился народ. Из дверей ресторанов и баров вырывались клубы пара, гремела музыка и туда-сюда сновали парочки.

— Вы любите горчицу? — зацепил Лон какой-то тип.

Она откусила сразу пол-яйца и, не переставая жевать, вытерла губы бумажной салфеткой. Снять бы эти надоевшие темные очки… Нет, пожалуй, не стоит. Ничего не поделаешь — она была дочерью своих родителей, и ее фотографии Бог знает с каких времен периодически появлялись в газетах и журналах. Мало ли кто может ее узнать и выдать! И блудную дочь вернут домой, отчитают и запрут в четырех стенах раньше, чем она сумеет осуществить задуманное.

— Выпейте со мной стаканчик, — не отвязывался тип. — Яйца не рекомендуется есть всухомятку.

Бар закрывался, свет в зале и фонарь снаружи уже погасли. Посетители разошлись, только Лон и этот приставала еще сидели у стойки.

Лон сняла номер в дешевом отеле. Прямо перед ее окном, на двадцать третьем этаже, каждые десять секунд вспыхивала голубоватым неоновым светом огромная надпись: «Кэмел». Можно иметь десятки и даже сотни друзей в Нью-Йорке, в своем штате и даже во всей стране, но наступил день, когда она не имеет права вспоминать об их существовании. Она — пария, и должна скрываться, если хочет, чтобы ее планы осуществились. А полиция, возможно, уже разыскивает дочь экс-президента Соединенных Штатов.

Квик оставил Лон на аллее в Центральном парке. Она, побродив часок, чуть было не поехала к нему, чтобы броситься в его объятия, но не сделала этого — держалась изо всех сил. Впрочем, новая идея, которая неожиданно пришла ей в голову, была намного лучше. Лон машинально смела ладонью со стола крошки хлеба и скорлупу яйца. Незнакомец поймал ее руку.