Вдова - [2]

Обрюзгший тип в сиреневом костюме приближался к ним, и Аморе распростер объятия.

— Господин посол! Еще одна медаль?

— А знаете ли вы, что у меня с ней связано?

— Как с символом или сделкой с совестью? Впрочем, ваше превосходительство, я плохой отгадчик и сдаюсь на милость победителя. Кстати, и мне давно уже следовало получить награду — я два года прожил с одним евреем. Пегги, разрешите представить вам его превосходительство Этторе Адриано, единственного в мире человека, имеющего израильскую медаль Свободы и немецкий орден «За заслуги перед рейхом», которым награждали иностранцев, симпатизировавших национал-социализму. Гитлер учредил его в тридцать седьмом или в тридцать восьмом году, не помню точно.

— В тридцать седьмом, — уточнил старый педераст. — Но я тогда был еще ребенком.

В ответ на эту беззастенчивую ложь Додино расхохотался.

— Вы все шутите. Вас тогда уже комиссовали.

Пегги прикусила губу, чтобы не рассмеяться, и в какое-то мгновение еле сдержалась, когда посол поклонился и церемонно поцеловал ей руку.

— Поздравляю вас от души. Очень рад, что вы почтили своим присутствием эту свадьбу.

— Было бы забавно не присутствовать на собственной свадьбе, — со смешком ответил за нее Додино.

— Не более забавно, чем не прийти на похороны собственного мужа.

Лицо Пегги едва заметно сжалось. Аморе пришел ей на помощь.

— Не думаю, что присутствие миссис Калленберг было столь необходимо на похоронах господина Сатрапулоса.

Пегги смерила Адриано взглядом и сухо процедила:

— Ох, господин посол, в вашем возрасте простительно путать даты и события. Смею вас уверить, мы сейчас на свадьбе, а не на похоронах.

— Вы совершенно правы, — согласился посол. — Какое нам дело до чьей-то смерти. — С этими словами он низко поклонился и развернулся, чтобы уйти.

Додино недовольно бросил ему вдогонку:

— Туалет прямо и направо, за павильоном.

Адриано остановился и, не смущаясь, ответил:

— Спасибо, я только что оттуда. — Еще раз поклонившись, он смешался с толпой.

— Старый педик вымещает свое зло на вас! — пробурчал Аморе.

— Это почему же?

— Потому что он — маразматик, урод и импотент. Он презирает красивых женщин — и вас первую!

Разделавшись с Адриано, Додино неожиданно от души рассмеялся, чем вернул Пегги нормальное расположение духа. Но лицо ее оставалось по-прежнему каменным. Негодяй! Еще несколько лет назад подобная дерзость была немыслима. Никто не посмел бы! Она была леди номер один! Вся Америка была у ее ног. Потом Скотт погиб. А выбор у нее был, в сущности, невелик.

Конечно, Пегги до конца жизни могла играть роль безутешной вдовы, образцовой и самоотверженной матери. Могла председательствовать в различных лигах милосердия и ассоциациях типа «Вдовы ветеранов войны». Какой? Второй мировой или вьетнамской? Но это она воспринимала как ночной кошмар, холод и смерть. А жизнь предлагала ей в качестве альтернативы иной мир, в котором было возможно исполнение любых, даже невероятных желаний. Этот мир манил теплой лазурью Средиземного моря, солнцем, ласкающим гладкую кожу, бриллиантами, дорогими мехами и еще чем-то таинственным, неизведанным — всем тем, о чем мы мечтаем в детстве, когда еще верим в добрых волшебниц.

Неприступная жена Цезаря недолго колебалась, прежде чем сказать «да» Греку. Она стала его женой, и пьедестал, на который ее возвели при жизни Скотта, рухнул, от мифа о прекрасной леди не осталось и следа. Обожание, с которым на нее смотрел мир, обратилось в ненависть.

— Прикройте поскорее нос платком, — шепнул Додино, указывая взглядом на огромную женщину в облегающем платье из ярко-красного шелка, которая остановилась перед Пегги, бесцеремонно оглядывая ее злыми черными глазками. От нее исходил тошнотворный запах очень сладких духов. Размалевана она была ужасно, но густой слой пудры и румян не мог скрыть нескольких ее подбородков и дряблых, отвисших щек. Пальцы гостьи в красном были унизаны множеством колец, а на запястьях с пожелтевшими набрякшими венами бренчали бубенчиками серебряные браслеты. Громадина сипло втянула в себя воздух и выпалила залпом, будто боясь, что ей не хватит дыхания закончить фразу:

— Одна моя приятельница посмела утверждать, что вы будете в черном по причине последнего вдовства. Я же поспорила, что в белом, и благодаря вам выиграла сто долларов.

Не дожидаясь ответа, женщина резко развернулась и потопала к буфету, где уже толпились приглашенные.

Додино с трудом сглотнул слюну и откашлялся. Он многое бы отдал, чтобы в этот момент оказаться где-нибудь в другом месте, по опыту зная, что сильные мира сего, когда задето их самолюбие, чаще всего обращают свой гнев на свидетелей — пусть даже и случайных — подобных сцен. Он с беспокойством поглядывал то на Пегги, то на массивную спину этой жирной слонихи со стаканом в руке. К счастью, в общем шуме, похоже, никто, кроме него, не заметил инцидента. Пегги с улыбкой продолжала принимать поздравления очередного гостя, словно ничего не случилось. Аморе с облегчением вздохнул. Но тут она обронила угрожающе нейтральным тоном:

— Одна из ваших приятельниц?

— Кто? Люси Мадден? Это ядовитое дерьмо? Плевать я хотел на нее и на сто миллионов ее читателей! Ей место на помойке!