Вдали от тебя - [8]
— Ты мне сейчас даешь полное одобрение на его использование?
— Если кто-то на тебя напал? Определенно. — Голос Мейси полон серьезности, аж жутко становится. — Кто бы ни убил Мину — он все еще где-то рядом. Ты — единственный свидетель. И я почему-то уверена, что ты поднимешь со дна кучу дерьма, так что будь осторожна.
— Ты не остановишь меня? — Понимаю, что, пока не сказала этого вслух, я ждала от нее такого.
Мейси молчит. Она осматривает меня сверху вниз, взгляд ее голубых глаз оценивает меня, как будто я преступница.
— А разве я могу? — без обиняков спрашивает она.
Крепче сжимаю баллончик. Качаю головой.
— Так и думала. — Она пытается скрыть улыбку, но я все же замечаю ее, прежде чем она снова не становится серьезной. — Помнишь, что я сказала в ту ночь, когда мы решили, что ты готова вернуться домой?
— Ты сказала, что я способна принимать свои собственные решения.
— Ты больше не ребенок, Софи. Ты через многое прошла. Принимала плохие решения, но были и хорошие. Бросила наркотики — и остаешься чистой. Я верю в это. Я верю тебе. И было бы верно посоветовать тебе двигаться по жизни дальше, что отпустить Мину — это правильно. Но я вижу, малыш, как тебя съедает изнутри, если ты чего-то не предпримешь. Если хотя бы не попытаешься. Просто... — Ее телефон снова звонит. — Черт возьми, — бормочет она.
Я решаю воспользоваться тем, что она отвлеклась.
— Обещаю, я буду осторожна. Езжай в Корнинг. — Отстегиваю ремень безопасности и хватаю сумку. — Пни за меня извращенца по яйцам.
Мейси улыбается.
— Моя девочка.
Дома все по-прежнему. Не знаю, почему я думала, что что-то изменится. Но в гостиной стоят все те же кожаные диваны и стол из вишневого дерева между ними, в полупустой кухне — кофеварка, а папина кружка — у раковины. Так же, как и в любой другой день.
Поднимаюсь в свою комнату. Кровать застелена свежим бельем, я провожу пальцами по красному покрывалу. На краях оно смято, это означает, что мама сама его застилала вместо горничной, которая приходит раз в неделю.
Представляю, как она в своей юбке-карандаше и на высоких каблуках заправляет постель, чтобы сделать мне приятно, и глаза защипало. Я откашливаюсь, быстро моргая, скидываю сумки на кровать и иду в душ.
Долго стою под сильным потоком воды. Мне нужно смыть с себя запах лечебницы — запах лимонного освежителя воздуха и полиэстера.
На три месяца я застряла в ожидании и инертности за белыми стенами с групповыми терапиями, пока снаружи разгуливал убийца Мины. Меня настолько неожиданно поразило осознание, что я наконец-то свободна, что я резко закрываю кран. Не могу больше находиться внутри ни секунды. Я одеваюсь, оставляю на кухонном столе записку и запираю за собой дверь. Баллон спрея от медведей лежит в сумке.
Мейси была права — на поверхность выплывет много дерьма. Я понятия не имею, зачем кому бы то ни было убивать Мину. А это значит, что я должна быть готова ко всему. Ко всем.
Уже поздновато. Но он еще должен быть в парке.
Что хорошего в жизни в небольшом городке? Все друг друга знают. И если ты следуешь определенному распорядку дня, то найти тебя легче легкого.
До парка добираюсь как раз вовремя — парни заканчивают играть в соккер, майки прилипли к телу. Солнце садится, наступает то время, когда свет и тьма уравновешивают друг друга почти искусственно, как в старинном кино, словно наполняя улицы туманом. Я стою через дорогу и жду, пока от группы не отходит здоровяк с взъерошенными светлыми волосами в грязной белой футболке и мешковатых шортах. Он заходит в раздевалку. Дверь, покачиваясь, захлопывается за ним.
Идеально: изолированное место, ему некуда сбежать. Такой момент упускать нельзя.
Мне хочется ворваться в раздевалку, испугать его до усрачки, чтобы он лежал щекой на грязном полу, а я удерживала его ногой, пока он не сознается в правде.
Но вместо этого я тихонечко крадусь и запираю за собой дверь, когда уверяюсь, что он один.
Раздается звук смываемой в туалете воды, живот стягивает узлом, меня накрывает смесью гнева и страха.
Сначала он меня не видит, но на полпути к раковине замечает в отражении зеркала.
— Черт. — Он резко разворачивается.
— Привет, Кайл.
— Я думал, ты на реабилитации.
— Отпустили. — Я делаю шаг вперед и радуюсь, когда он отодвигается подальше. Кайл огромный, с мощной шеей здоровяк — ему больше подходит американский футбол, чем соккер, — мне нравится, что я его пугаю, пусть даже боится он сумасшедшей выходки бывшей наркоманки.
Делаю еще шаг. На этот раз ему удается не отступить.
Но хочется же. Я ясно вижу страх на лице будущего парня из братства.
А страх означает вину.
Достаю из сумки спрей от медведей, открываю и, подступив ближе, поднимаю на уровень его глаз.
— Помнишь тот раз, когда брат Адама случайно распылил себе в лицо такой спрей? Мы вроде перешли в седьмой класс? Или даже в восьмой... В общем, не важно, главное, что это одна из его любимых пьяных историй. Цитируя Адама: «Эта херня жалит как пчела».
