Вдали от тебя - [59]

— Думаю, на сегодня достаточно, детектив, — отрезает она. — Моей дочери пришлось через многое пройти, и она отказалась от обезболивающих. Ей нужен отдых.

Он раскрывает рот, чтобы возразить, но мама силой своего пристального взгляда и авторитетным постукиванием ноги уже выпроваживает его.

Мои родители негромко переговариваются в кухне, так что я выскальзываю из гостиной до того, как они замечают.

Сворачиваюсь на своей кровати, а несколько минут спустя в комнату заходит мама. Матрас прогибается, когда она садится рядом.

— Ты справилась, — говорит она. — Не свидетельствовала против себя. Но это только первый допрос. Пока продолжается расследование, их будет еще множество.

Смотрю перед собой, не в силах встретиться с ней взглядом.

— Я не срывалась, — произношу. — Знаю, ты мне не веришь, но я не срывалась.

— Не важно, что думаю я. Важно, что думает полиция. Ты могла навлечь на себя неприятности, Софи. Будь осторожна.

Переворачиваюсь на спину и наконец смотрю на нее.

— Важно то, что они должны найти убийцу Мины. Но ничего не выйдет, если они будут считать, что это была покупка наркотиков. Потому что это не так. Мне без разницы, если меня обвинят в хранении веществ — лишь бы нашли того, кто это сделал.

Мама вздрагивает.

— Что ж, а мне не без разницы, что происходит с тобой, — отрывисто произносит она. — Я делаю все что в моих силах, чтобы держать тебя вдали от неприятностей, Софи. Тебе семнадцать лет, тебе могут судить как совершеннолетнюю. Никаких попыток пройти тест на наркотики, ты меня поняла?

Из меня вырывается какой-то хрип вместо нормального голоса:

— Я чиста.

— Пообещай мне. — Вместе с нами в комнате еще и ее страх, объемный и невыносимый. Ее ярко-красные губы подрагивают, пальцы переплетены. Мамочка всегда будет защищать меня, даже когда я ее уничтожаю.

— Обещаю.

Это единственный вариант, я же знаю свою мать. Она никогда не поверит мне, но сделает все возможное, чтобы ничего не разрушило мое будущее.

Это первое обещание, что я дала не ради Мины.

А ради себя, ради мамы, готовой до крови драться за меня.

И оно слишком похоже на предательство.

51

СЕЙЧАС (ИЮНЬ)

Все повторяется.

Изо дня в день я спрашивала себя, была ли возможность избежать печального исхода: будь я быстрее, смелее, не ударь он сначала по моей больной ноге, остановила бы я его?

И теперь мне в лицо нацелено другое оружие, и на этот раз мне хочется быть смелее. Больше всего на свете мне хочется быть смелее.

Но больная нога снова подводит меня.

Я падаю на землю. Колени вспыхивают болью в знак протеста. Во рту кровь, я прикусила щеку. Не могу отвести глаз от ствола ружья. Не могу даже сфокусироваться, фигура держащего его человека расплывается и дрожит. Единственная мысль — все повторяется, и я снова бессильна. Я больше не прикрываю собой Трева, а паника тянет меня вперед, к оружию. Я не смогу быть виновной и в его смерти.

Кто-то кричит. Что-то задевает мое плечо, вырывая меня из той ночи обратно к реальности. Мимо меня движется Трев.

— Какого хера?!

Это Трев. Трев кричит. Сердито и громко, и это слегка поражает, потому что из всех людей во вселенной его, кажется, сложнее всего вывести из себя. Вокруг меня все начинает проясняться, пульс замедляется, взгляду возвращается фокус.

Он делает шаг, пока не оказывается передо мной. Хочется схватить его за ноги и оттащить подальше.

— Уберите от нее ружье! — вопит он.

— Вы кто такие?

Стараюсь сосредоточиться на голосе седовласого мужчины с ружьем в руках.

— Я сказал, уберите ружье! — Трев нависает над мужчиной всем своим ростом, и широкими плечами, и той силой, которую он показывает лишь в самые необходимые моменты. В его голосе никакого страха, только явный однозначный приказ.

Какое сумасшествие.

Какая глупость. Но как же я за это его люблю.

Мужчина, худощавый, сгорбленный, с морщинистой кожей и тонкими губами, на несколько сантиметров опускает ружье.

— Какого черта вы сюда заявились?

— Я брат Мины Бишоп. Мы хотели поговорить об интервью, которое она брала у вас несколько месяцев назад.

Подозрение сползает с лица мужчины, и он совсем опускает ружье.

— Простите, — хрипит он, протирая лоб. — Здесь сразу не поймешь. — Он кивает на растения. — Детишки постоянно пытаются украсть мое лекарство.

— Мы не за вашей травкой пришли, — говорит Трев, вставая на колени рядом со мной. — Соф, — мягко просит он, и по его лицу я понимаю, в каком хреновом сейчас состоянии нахожусь. Он протягивает руку и ждет, пока я ее приму.

Мои ноги дрожат, когда я поднимаюсь и вытираю щеки рукавом.

— Я не хотел тебя пугать, девочка, — говорит мне Джек Деннингс.

— Ага, плохо вышло.

Он улыбается, словно я пошутила.

— Сожалею о твоей сестре, — кивает он Треву. Трев кивает в ответ, отводя назад все еще напряженные плечи. — Что вы хотели узнать?

— Все, о чем вы говорили с Миной, — отвечает Трев.

— О детстве Джеки. Я показывал Мине ее награды. — Джек печально улыбается. — Она была настоящим самородком. Получила спортивную стипендию. Первая из семьи поступила в колледж. — Его взгляд смягчается, он упирает ружье в землю. Она была моей первой внучкой... замечательная девочка.

— А вы кому-нибудь говорили, что Мина опрашивает близких людей Джеки?