Вдали от солнца - [12]

Следы довели Дигахали до небольшого ручейка, который тёк в сторону болота. Здесь лошадь остановилась, чтобы напиться. Почва возле ручейка глубоко напиталась влагой, и следы в этом месте были видны отчётливо. Охотник вгляделся в отпечатки подков на передних ногах животного и прищёлкнул языком в знак того, что разгадал эту загадку. Теперь он мог с уверенностью сказать, что лошадь действительно несла на себе седока. В подозрительной близости к замку оказался всадник, который долго путал следы, прежде чем проникнуть на охраняемую территорию. Люди с добрыми намерениями так не поступают.

Вернувшийся к вечеру Манфред с хмурым видом выслушал Дигахали, после чего вызвал к себе всех наблюдателей. Пока старший с ними беседовал, охотник смотрел из окна на заходившее солнце. Он не считал для себя нужным изучать наречие, на котором Манфред общался с соплеменниками. Когда было необходимо, старший обязательно пересказывал ему содержание разговоров. Так случилось и на этот раз.

— Сегодня наблюдатели снова заметили всадника на краю болота и смогли лучше его разглядеть. Идвиг — самый опытный из них — склоняется к мысли, что в прошлые разы они видели ту же самую лошадь, только без наездника. Что ты думаешь по этому поводу?

— Этот всадник очень хитёр. Он заставил бродить здесь свою лошадь, чтобы нас запутать, а сам проник через линию сторожевых постов только сегодня.

— Хуже всего то, что он может оказаться кем угодно. — Манфред устало вздохнул и стал нервно тереть лоб ладонью. — Например, человеком Фридхелма, отправленным сюда с тайным заданием, в подробности которого меня никто не соизволил посвятить. Совет вождей Энгельбрука вполне способен прислать очередного дознавателя. Говорят, в городе полно лазутчиков из Остгренца. Не удивлюсь, если кто-нибудь из них проявил интерес к Озёрному замку.

— Всадника можно выследить, — намекнул Дигахали, — а потом изловить и допросить.

— Нет, — сразу же отказался старший. — Если вмешаться не в своё дело, то можно легко поставить под угрозу собственную жизнь и то, чем мы здесь занимаемся. Я не могу этого допустить. Дадим всаднику возможность проявить свои намерения, тогда и поймём, с кем имеем дело.

* * *

— Эй, новенький!, — кто-то резко дёрнул засов на двери камеры Ладвига. — Обеденное время! Выметайся из камеры! Пошевеливайся!

Сержант вышел из помещения и нос к носу столкнулся с упитанным субъектом, поигрывавшим металлическим кольцом с надетыми на него тремя ключами разного размера. Не нужно быть ясновидящим, чтобы догадаться, какую должность он здесь занимал. Ладвиг повидал не так уж много мест лишения свободы, но хорошо усвоил, какие типы обычно нанимаются в тюремщики.

— Сейчас пойдёшь налево по коридору в сторону обеденного зала, — заученной скороговоркой произнёс надзиратель. — Там встретят, накормят и напоят. Лекарь тебя уже осматривал?

— Я только что из лазарета.

— Тем лучше. Не забудь руки вымыть, прежде чем за стол сядешь.

— С чего такая забота?

— А с того, что медицинский осмотр один раз в декаду. Если вдруг у тебя живот прихватит, придётся терпеть. По таким пустякам я доктора беспокоить не стану.

В коридоре никого не было, хотя остальные двери оказались распахнуты настежь. Внутри камер взгляду сержанта открылась точно такая же обстановка. Скромно и без излишеств.

— Поторапливайся!, — крикнул вдогонку Ладвигу надзиратель. — Нечего в открытые двери заглядывать! У нас здесь этого не любят!

Коридор заканчивался металлической решётчатой дверью из толстых прутьев. Около неё стояли два человека в мундирах егерской службы.

— Обеденный зал здесь?, — спросил сержант, разглядывая висевший в ярде над полом большой жестяной кувшин.

— А-а, новый постоялец!, — откликнулся один из егерей. — Подставляй руки.

Он отошёл в сторону, и Ладвиг увидел в полу дыру, из которой тянуло сыростью. Егерь потянул за верёвку, заставив кувшин наклониться. Поймав ладонями струйку горячей воды, сержант ополоснул руки, и уже хотел просто стряхнуть с ладоней капли, когда второй егерь достал из корзины сухую чистую тряпицу и протянул ему.

— С каких это пор заключённых принято называть постояльцами?, — задал вопрос Ладвиг. — Или у вас здесь особенная тюрьма?

— Ты не умничай, — посоветовал ему заведовавший кувшином егерь, — как начальство решит, так и будете называться. Захочет назвать енотами, будете енотами. А пока что все вы тут считаетесь постояльцами.

— И не зря. — добавил раздававший полотенца егерь. — Житуха не хуже, чем в офицерском госпитале. Можешь мне поверить. Два длинных сезона я там службу нёс.

Вытирая ладони, сержант рылся в памяти, пытаясь понять, почему лицо второго егеря кажется ему знакомым. Передавая назад тряпицу, Ладвиг всё-таки его вспомнил и спросил:

— Вы меня не узнаёте?

Пожилой служака окинул его взглядом, озадаченно нахмурился, затем пожал плечами:

— Всех вас не упомнишь. Когда прибыл? Один, или группой конвоировали?

— Короткий сезон тому назад, или около того, вы меня встречали на въезде в замок.

— Я на том посту через три дня на четвёртый дежурю. — махнул рукой егерь. — Один день на другой похож, как яйца из-под несушки, все беленькие и одинаковые на вид. Так сразу и не вспомнить, что было в прошлом коротком сезоне. Ежели не расскажешь, чего примечательного в тот день могло случиться, то и не вспомню.