Вдали от Рюэйля - [14]
— Для этого надо иметь редкостное нахальство, — сказал официант.
— А оно у меня было. Потом цирк уехал. Через две недели я его нагнал и устроился в нем клоуном. У меня оказался талант клоуна, а я об этом даже не подозревал.
— Как он нас смешит, когда пародирует мессу, — сказала мадам Дюсей.
— А наездница?
— Естественно, я ею овладел. Бог ты мой, до чего ж красива была, зараза. Я ни о чем не жалел: она стоила краха любой карьеры.
— Траха? — переспросил Гораций.
— Только без пошлостей, — сказала хозяйка.
— Когда вы еще были священником, вам никогда не приходило в голову, что вы можете стать Папой?
— Возможно. Я уже не помню. Зато знаю точно, что когда я был клоуном, то думал, что когда-нибудь выступлю на арене «Медрано»[64], что, впрочем, так и не произошло.
Так, за разговором, они покончили с жареным тунцом, кроликом в горчице и спаржей. Время от времени Сюзанна или Гораций вставали, чтобы обслужить клиентов. Проходя мимо, Сюзанна всякий раз задевала Жака. В итоге он обратил внимание на упругость ее грудей и ягодиц. От нее исходил приятный запах слегка надушенной и чуть запотевающей брюнетки. Он стал посматривать на нее с интересом. Она была совсем даже ничего, волоокая и сочногубая. Когда Сюзанна принесла кофе, он эксперимента ради ущипнул ее за ягодицу. Ему понравилось. Она промолчала.
— Вы будете ужинать здесь? — спросил мсье Дюсэй.
— Сегодня — нет.
— Свидание с подружкой, да? — спросил Дядюшка.
Жак удивился, что после стольких лет тот по-прежнему сохраняет свои кюрешные замашки, и поздравил себя с тем, что не выбрал эту профессию, которая накладывает на людей столь неприятный отпечаток. Впрочем, его не интересовала никакая профессия. Он чувствовал отвращение к специализации и долгим карьерам, от которых всегда остается отпечаток и морщины.
— Ну вот, опять размечтался, — умилилась мадам Дюсей.
— Дядюшка задал вам вопрос, — добавил, посмеиваясь, хозяин.
— Конечно, — ответил Жак. — Свидание с подружкой.
— Я так и знал, — сказал Дядюшка с деланым удовлетворением, так как ему было в общем-то по фигу. — Вы идете в сторону Сент-Женевьев[65]?
— Нет, — сказал Жак. — Я поеду на метро.
— На какой станции сядете?
— Да тебе-то какое дело, — сказала хозяйка, — мсье Жак не обязан перед тобой отчитываться.
— Я еду к великому поэту Луи-Филиппу де Цикаде, — сказал Жак. — Он живет в Рюэйле.
— Не знаю такого, — сказал официант.
Жак встал и выразил желание увидеть всех присутствующих на следующий день.
— До завтра, мсье Жак, — ответили все присутствующие.
Он спустился к Сене, которую пересек благодаря предусмотренному для этой цели мосту. Чуть дальше находилась станция метро, куда он зашел. Он никогда не садился в вагоны второго класса, которые — как ему казалось — не обещали никаких встреч, вот и сейчас, сразу же устроился в первом, хотя должен был избегать любых увлечений и приключений, если хотел приехать на встречу вовремя, а он этого хотел. Итак, дабы скоротать время в этом подземном путешествии, он принялся проверять свои познания в метрологии, уточняя, находится ли выход на той или иной остановке у первого или последнего вагона, повторяя названия всех следующих в нужном порядке станций на разных линиях, разрабатывая самые короткие маршруты, короче, перебирая в голове все сведения, которые могут иметь серьезное значение, когда в силу разных обстоятельств ритм твоей жизни оказывается достаточно напряженным.
На станции Порт-Майо он вышел и поднялся на поверхность. Пересек площадь, чтобы сесть на трамвай, который шел до Рюэйля. Перед луна-парком идущая ему навстречу девушка улыбнулась. Он убавил шаг. Она остановилась. Он остановился. Он ее не узнал.
— Здравствуй, Жак, ты меня не узнаешь?
Она тут же покраснела из-за обращения на «ты». В следующих фразах она перейдет на «вы».
— Здравствуйте, мадемуазель, — сказал он. — А, Камилла. Чем вы теперь занимаетесь?
— Учусь в консерватории. По классу вокала.
— Здорово.
Они посмотрели друг на друга.
— Как дела у ваших родителей?
— О, очень хорошо. А у ваших?
— Спасибо, тоже очень хорошо.
Они посмотрели друг на друга. Они отдаленно и смутно предвидели, куда может завести глупость человеческого языка.
— Я как раз еду в Рюэйль, — сказал Жак. — Извините. Я могу опоздать на трамвай.
Он побежал, чтобы успеть.
Он вошел в трамвай, но не стал садиться. Заплатил за проезд. В мыслительных каналах движение замерло. Минуты отупения.
Внезапно он ощутил неимоверный интерес к кондукторше, статной женщине, которая не отличалась уродством. У нее на голове задорно топорщился маленький служебный головной убор, и она, похоже, прочно стояла на своих ногах, мощных, но гармонично вылепленных колоннах, героически поддерживающих дерзко выпирающие надстройки.
Жак решается с ней заговорить.
И спрашивает у нее: «Вы меня не узнаете?»
А она отвечает: «Нет».
Будешь тут обращать внимание на всех пассажиров, которые прихватывают тебя за задницу и предлагают как-нибудь встретиться.
