Вчера и завтра - [15]

И закричала.

Потому что это было очень дико: стоять, наливать воду в стаканчик из-под их с Ники зубных щеток, держа в другой руке пузырек со снотворным, собираться убить себя и смотреть себе в глаза — несмотря ни на что, живые. Полные боли, смятения и тоски, но живые. В них не было той страшной пустоты, которую ожидала увидеть Даша. Надежды тоже не было, но жизнь — была. Недобитое эго, подсознательное ощущение, что смерть — это естественно, но у каждого свой срок, и когда кто-то уходит, не нужно убивать себя. И это было неправильно, несправедливо, потому что Даша хотела другого. Хоть света в конце туннеля, хоть небытия, а больше всего — чтобы Ники сейчас прибежал на ее крик, наорал на нее и выкинул бутылочку в мусоропровод.

Вместо Ники принеслась мама, за ней — Полина Геннадьевна, и обе женщины мгновенно оценили обстановку. Софья Станиславовна вырвала у Даши из руки снотворное, домработница машинально закрутила кран.

— Даже думать не смей! — заорала мамочка, и это была та самая встряска, которой Даше не хватало. — Слышишь, не смей! Ишь чего надумала! А ну, идем.

Дарью притащили на кухню, всунули в одну руку кружку с горячим крепким чаем, а в другую — бутерброд с сырокопченой колбасой. Вкуса Даша не чувствовала, но хотя бы перестал так болеть желудок. А уши просто в трубочку норовили свернуться, от того что говорили ей маман и Полина Геннадьевна.

— Как ты могла! Даже вообразить! Ты о нас подумала? Нет, ты о себе подумала? Зачем ты хотела это сделать? Ты молодая, красивая! Сейчас тебе нелегко, это понятно, но неужели нужно идти на такой шаг, чтобы избавиться от боли! Это трусость, слабость, а моя дочь не может быть трусихой! — мамочку несло, она не могла остановиться, и каждое ее слово будто встряхивало Дашу слабым электрическим разрядом, и голова неуклонно прояснялась. — Тебе не стыдно?

— Стыдно, — выдавила Даша. Ее и вправду охватил жгучий стыд, и она съежилась. Как можно быть такой эгоисткой, в самом деле! Что на нее нашло? Сейчас у нее с головы будто сдернули пыльный мешок — ух! — и в глаза ударил ослепительный холодный свет.

Софья Станиславовна перевела дух и сменила тактику.

— Ох, Дашенька, бедная моя доченька, я все понимаю! Но нельзя идти на крайности, понимаешь, просто нельзя. И хотя тот мир и называют лучшим, это говорят люди, у которых какие-то проблемы и которые хотят от них сбежать туда, где, по их мнению, будет хорошо. А этого делать нельзя. Я прожила на свете достаточно, чтобы понять: если ты перенесла огромное горе, потом ты будешь вознаграждена огромной радостью. Я понимаю, что сейчас ты мне не веришь. И не надо. Просто постарайся запомнить то, что я говорю, а потом когда-нибудь ты поблагодаришь меня за эти слова.

Полина Геннадьевна только качала головой. Даша прислушалась к себе: тоска и боль остались, где были, но то мутное состояние, в котором ей уже было все равно, что с нею станется, ушло. Теперь ее занимали другие вопросы: как дальше жить в этом мире без Ники и что делать. Вывод напрашивался сам собой: у нее есть работа, которую она любит, и если больше нет любимого человека, — что ж, она полностью посвятит себя работе. И будет хранить память о Ники, как самую большую драгоценность. Таким образом, Ники всегда будет с ней. Только вот она с ним уже не будет никогда.

— Но так это дело оставить нельзя, — сказала маман, внимательно наблюдая за дочерью. — Тебе нужен отдых, а торчать безвылазно в этой квартире — не выход. Нужна смена обстановки. Я знаю одно заведение в Подмосковье…

— Мам, ты меня в дурдом сдать собралась? — опешила Дарья.

— Ты уверена, что Даше нужно в клинику? — робко поддержала Дашу Полина Геннадьевна. Матушка только отмахнулась.

— Уверена. Ничего, пара недель — и ты станешь чувствовать себя гораздо лучше, доченька. Заодно не будет соблазна добраться до вот этой гадости! — Софья Станиславовна потрясла пузырьком и, прицелившись, зашвырнула его в пустое мусорное ведро. Обретавшийся на кухне Хуф с интересом проследим за «полетом шмеля» и фыркнул. — И вовсе это не дурдом, это весьма милая частная клиника. Санаторий.

— Ладно, мама, клиника так клиника, — согласилась Даша. Она не была уверена, что так уж хочет жить, но умирать было страшно — проснулся инстинкт самосохранения. Может быть, за две недели она научится существовать без Ники, придумает, как ей быть дальше, если уж смерть — не выход.

Глава 8

Клиника оказалась чем-то средним между больницей и пансионом, и называлось это чудо — реабилитационный центр «Ромашка». «Ромашка», подумать только. Даша даже развеселилась слегка, когда прочитала название у ворот. Настолько, насколько она вообще была способна сейчас веселиться. Она предполагала, что клиника располагается в черте города, — матушка называла Подмосковьем все, что находится за МКАД, — но это действительно оказалось Подмосковье, неподалеку грохотали электрички, бегущие на Голутвин. Впрочем, на территорию центра, весьма обширную и обнесенную внушительным забором, этот шум не доносился. Охранник открыл ворота, и машина покатила по аллее. Даша высунулась в окно. Тихо, птицы щебечут, совсем как в глубоком лесу. В последний раз Дарья была в лесу лет пять назад, когда Ники уговорил ее съездить на пикник вместе с его друзьями, очень любившими дикую природу, и с тех пор обходила всю эту растительность стороной. Чего хорошего? Комары, клещи, отовсюду корни торчат, того и гляди споткнешься. Но здесь вроде хорошо. А может, Даше просто было все равно.