Вблизи Толстого - [20]

Из произведений Гоголя Л. Н. совсем не любит «Тараса Бульбу». Очень высоко ставит: «Ревизора», «Мертвые души», «Шинель», «Коляску» («игрушечка — шедевр»), «Невский проспект». У Пушкина считает неудачным произведением «Бориса Годунова».

Характерно, что перечисляя этих своих избранных, Л. Н. заметил:

— О себе я не говорю, не мне судить о своем значении.

Как‑то вечером в кабинете Л. Н. сказал мне:

— Знаете, Александр Борисович, мне представляется вот какой рисунок: из центра расходятся лучи. Центр — это духовное существо, а лучи — это все растущие физические потребности. Дальше наступает время, когда изнутри между этих лучей начинает вырастать духовная жизнь. Лучи расходятся все под меньшим углом, потом становятся параллельными, и наконец начинают сходиться, чтобы снова сойтись в бесконечно малом, т. е. не матерьяльном, а исключительно духовном центре — смерти.

26 августа. Завтра ночью я уезжаю в Ясную. Хочется побывать там до отъезда Л. Н. в Крым.

13 сентября, Гаспра. Я в Крыму и с нынешнего дня переехал из Ялты сюда к Толстым.

Когда Л. Н. повезли в Крым, я решил ехать с ними вместе. П. А.Буланже выхлопотал для Л. Н. и его семьи целый вагон от Тулы до Севастополя. Вагон этот должны были прицепить к поезду, с которым я выехал из Москвы, в Туле среди ночи.

Из Москвы я выехал 6 сентября. Когда 7–го утром я проснулся, я узнал, что к нам в Туле никакого вагона не прицепили. Это заставило меня очень беспокоиться. Я не знал, что делать. Потом оказалось, что следом за нами идет поезд «бис», к которому, вероятно, и прицепили вагон Толстых.

В Курске наш поезд простоял, целый час. К моменту третьего звонка подошел и поезд «бис». Я успел подбежать к нему и увидал Александру Львовну, Марию Львовну и Буланже, выходящих из вагона. Мы только успели издали приветствовать друг друга, и я должен был уже на ходу вскочить в свой поезд. Я весь день старался соединиться с Толстыми, и это удалось мне только в Харькове, где я остался, чтобы дождаться их поезда и ехать вместе с ними.

Л. Н. ехал совсем больной. У него был грипп и высокая температура. В Туле ему было настолько плохо, что вызвали врача и начали колебаться — ехать ли. Решили все‑таки ехать. Со Л. Н. были: Софья Андреевна, Мария Львовна с мужем, Александра Львовна и Павел Александрович Буланже. В Харькове толпа народу, думаю, не менее трех тысяч человек, ждала поезда со Л. Н. Когда поезд подошел, все сняли шапки, и воздух огласился приветственными кликами. Л. Н. был настолько слаб и взволнован, что не мог выйти и только несколько раз подходил к окну. Ему подали адрес. Одного студента он попросил войти в вагон, но не мог говорить с ним: слезы его душили, он был слишком взволнован. Потом он попросил кого‑нибудь из своих выйти и сказать, что принимает эти овации не на счет своих личных заслуг, а как выражение искреннего сочувствия тому делу, которому он служит по мере своих сил. Всякий раз, когда Л. Н. подходил к окну и особенно при отходе поезда, раздавались громкие крики. Когда поезд пошел, многие бежали за ним и кричали:

— Слава великому писателю! Прощайте! Живите долгие годы! — и т. д.

Все это было глубоко трогательно. Не только сам Л.H., но и присутствующие с трудом удерживали слезы.

В Харькове мы были вечером. У себя в вагоне я провел только ночь. Остальное время я сидел в вагоне у Толстых.

8–го утром Л. Н. стало значительно лучше. Температура была нормальная и самочувствие более бодрое. Л. Н. даже немного работал. Но больше всего мы все, и Л. Н. с нами, любовались на красоту крымских видов. Среднее отделение вагона — вроде салона с большими окнами по обе стороны, так что мы все сидели там почти все время.

В Севастополе решили остановиться на сутки, чтобы отдохнуть. Здесь на вокзале Л. Н. опять встречали. В Севастополе не знали точно дня приезда Л. Н. и встречали его уже несколько дней. Говорят, предыдущие два дня народу было еще больше. Мы остановились в гостинице Киста. Погода была прекрасная. Л. Н. чувствовал себя настолько хорошо, что два раза ходил гулять. В первый раз мы были с ним на Морском бульваре, а во второй — вышли на Графскую пристань и пошли вверх по Екатерининской улице. Л. Н. увидал музей Севастопольской кампании, захотел войти и довольно долго его осматривал. Среди портретов защитников Севастополя есть и его маленький портрет. Л Н. расписался в книге.

По улицам за Л. Н. все время шло довольно много любопытных. В течение дня Л. Н. со всех сторон получал выражения самых горячих симпатий. Приходили дамы и девицы в праздничных платьях; многие приносили цветы. Приходил какой‑то диктор — депутат от местной интеллигенции.

Хотя Л. Н. и устал, но вечером сидел довольно поздно. Александра Львовна, Павел Александрович и я ездили вечером на катере на Северную сторону и, вернувшись, застали его еще на ногах.

На другой день (9–го) утром мы выехали из Севастополя довольно рано. Ехали в двух экипажах: впереди Л.H., Софья Андреевна, Александра Львовна и Буланже; во втором — Мария Львовна с мужем и я. Впрочем, в дороге мы часто менялись, так как каждому хотелось побыть со Л. Н. Л. Н. чувствовал себя довольно хорошо и устал только к вечеру. Мы накупили много винограду и всю дорогу его ели. Л. Н. тоже ел. На первой почтовой станции «Чаталкой», пока меняли лошадей, Александра Львовна с Буланже взобрались на холм, у подножья которого расположена станция. Желая пробраться к ним, я бегом взбежал на верх холма и, не рассчитавши сил, так задохнулся, что наверху мне стало дурно. Я долго не мог окончательно прийти в себя уже после того, как мы поехали дальше. Л. Н. по этому поводу очень беспокоился.