Вайделот - [16]

Монах скептически хмыкнул, но промолчал. Он прекрасно знал, что из всех рыцарских орденов тевтонцы самые скупые. У них кусочек черствого хлеба не выпросишь, не говоря уже о чем-нибудь посущественней.

– А вы куда направляетесь? – спросил рыцарь, обращаясь к монаху и менестрелю; видимо, он посчитал их приятелями.

Ответил Хуберт, более бойкий на язык, нежели монах-тугодум:

– Ах, мессир! Мы со святым отцом как трава перекати-поле. Куда ветер дует, в том направлении и мы движемся. Отец Руперт намеревается обращать нечестивых пруссов-язычников в истинную веру, а я ищу тех, кому по нраву веселье и у кого есть деньги в кошельке, чтобы заплатить мне за мои труды.

– Тогда присоединяйтесь к нам, и мы вместе отправимся в Эльбинг. Рассказывали, что крепость хорошо укрепленная, людей там много и более безопасного места в этих местах, чем Эльбинг, не найти. До крепости еще несколько дней пути, а добрые товарищи всегда могут скрасить унылое и опасное путешествие.

– Вашими бы устами, мессир, да мёд пить! – обрадовался менестрель. – По правде говоря, мне несколько жутковато среди этих диких лесов, особенно по ночам. Так и кажется, что пруссы, эти лесные дьяволы, постоянно наблюдают за мной. Вот и сейчас мне показалось, что в чаще мелькнула подозрительная тень. Нов вашей компании, господин рыцарь, я спокоен. Это всего лишь шутки разыгравшегося воображения.

– Истинно так, сын мой, – подтвердил монах. – Господь и рыцарь защитят нас от всех опасностей.

– Что ж, немного отдохнули, пора в путь, – сказал Ханс фон Поленц и решительно поднялся.

– Пора… – монах кисло поморщился и тяжело вздохнул.

После сытной трапезы он обычно почивал часок-другой, но юному рыцарю послеобеденный отдых был не нужен, и святому отцу пришлось смириться с неизбежностью путешествия на сытый желудок.

Вскоре путники, возглавляемые рыцарем Хансом фон Поленцем, отправились дальше, и только тлеющие в затухающем кострище угольки да обглоданные кости косули напоминали о недавнем присутствии человека на гостеприимной полянке. Спустя какое-то время кусты у ее края осторожно раздвинулись, и показался почти голый человек, лицо и туловище которого были разрисованы черной, синей и зеленой красками. Из оружия у него был только нож и небольшой, но очень тугой лук, удобный для лесных жителей – он не цеплялся за ветки.

Опустившись на четвереньки, разрисованный варвар – скорее всего, это был разведчик пруссов – обнюхал человеческие следы, словно охотничий пес, и даже покопался в кучке костей, будто хотел найти там что-то ценное, а затем поправил колчан со стрелами, сдвинувшийся на живот, и неторопливо побежал по дороге вслед небольшому отряду.

Глава 4 Охота на тура

Человека, не приспособленного к жизни в лесах, места обитания ятвяжских племен поражали дикостью, мрачной первобытностью, таившей угрозы, о которых можно было лишь догадываться. Завоеватели, пытавшиеся проникнуть в глубь безбрежного лесного раздолья, на привалах не могли уснуть. Пуща, обычно мирная и безмолвная в дневные часы (если не считать невинного пения птиц), к ночи оживала, наполнялась таинственными и непонятными звуками. То вдруг среди настороженной тишины раздастся сильный скрежет, словно где-то неподалеку великан шоркает напильником по своему огромному мечу. То послышится вой, да такой сильный и страшный, что его никак не может исторгнуть глотка обычного волка. Опытные охотники, коих немало было среди немецких кнехтов, с трепетом объясняли новобранцам: «Это оборотень-вервольф слоняется по лесу! Держите копья наготове!» Уханье, фырканье, свист, рев, подозрительные шорохи буквально сводили с ума городских жителей, впервые оказавшихся в Пуще.

Им казалось, что опасность подстерегает отряд за каждым кустом, каждым деревом (а в Пуще росли настоящие великаны в два-три обхвата), в каждом болотце. А если учесть, что воины ятвягов были большими мастерами маскировки и могли часами лежать, изображая трухлявое дерево, или долго сидеть под водой, используя для дыхания полые стебли камыша, то и вовсе следовало призадуматься, прежде чем идти войной на коварную глухомань.

Солдат, решивший отойти по нужному делу в кусты, мог исчезнуть на глазах изумленных товарищей, притом бесследно, словно его прибрал сам нечистый. Бывало, что захватчики возносились прямо на небеса, минуя промежуточные инстанции, ступив ногой в петлю самолова, а иногда смерть ждала их в ручье, когда измученный жаждой вояка пытался наполнить свою флягу. Удар кинжалом из-под воды – и труп бедняги уплывал по течению к ближайшему омуту, где его поджидал огромный сом или какая-нибудь другая речная живность, любительница мертвечины.

Но тому, кто вырос в Пуще, она была матерью, кормилицей и защитницей. В этом был уверен и молодой охотник племени дайнавов, судя по раскраске его лица, который преспокойно почивал на берегу широкого полноводного ручья – фактически небольшой речушки с быстрой водой, укрывшись плащом из грубого полотна, окрашенного в темно-коричневый цвет.

Он дышал так тихо, что на него едва не наткнулась лиса со своим потомством. Она вела изрядно подросших лисят, чтобы научить ловить рыбу в ручье, которая была изрядным подспорьем в лисьем рационе. От неожиданности мягко отпрыгнув назад, лиса некоторое время присматривалась к человеку, а затем, убедившись, что он живой, с сожалением фыркнула, – лежит такая гора мяса, а съесть ее невозможно! – и увела выводок подальше от опасной находки; уж что-что, а запах остро отточенной стали она чуяла очень хорошо. Он не был таким сильным, как обычно, но на удивительно крупную лису с пышной огненной шкурой уже много раз охотились, и ее хорошо развитый нюх мог уловить даже самый слабый запах, который нес с собой опасность.