Вайдекр, или Темная страсть - [190]

Меня не пришлось долго упрашивать, я быстро оделась и подошла к зеркалу.

Определенно я стала старше, и мое лицо потеряло то магическое очарование, которым светилось в то лето, когда Ральф любил меня. Однако морщинки, залегшие вокруг рта и между бровей, не лишили меня красоты. Я буду красива всегда, до самой смерти. И ничто не украдет у меня этого. Но что-то в моем лице стало другим. Изменилось его выражение.

Не обращая внимания на Селию и Люси, я подошла еще ближе к зеркалу. Волосы, кожа — все осталось прежним, но лицо стало другим. Когда Ральф любил меня, мое лицо было открытым, как открывается цветок мака ранним утром. Когда я желала Гарри, тайны не затеняли блеска моих глаз. И даже когда Джон ухаживал за мной, приглашал танцевать и накидывал на мои плечи шаль по вечерам, улыбка освещала мои глаза. Сейчас они оставались холодными, даже когда я улыбалась. Мое лицо стало замкнутым от тех тайн, которые мне приходилось скрывать. Мои губы были крепко сжаты, лоб хмурился. К своему удивлению, я поняла, что к старости мое лицо станет как у брюзги. Мне не удастся выглядеть женщиной, у которой было самое счастливое в мире детство и достойная зрелость. Я могу твердить себе, что жизнь доставляла мне все удовольствия, но мое лицо скажет, что жизнь моя была тяжелой, а за все удовольствия я дорого платила.

— Что случилось? — тревожно спросила Селия. Она поднялась со стула и подошла ко мне, обвив рукой мою талию.

— Посмотри на нас, — сказала я, и она обернулась к зеркалу.

Мне вспомнился день, когда мы примеряли ее подвенечный наряд и мое платье подружки невесты перед зеркалом в ее спальне у Хаверингов. Тогда я была неотразима, а Селия казалась бледным цветком. Сейчас мы стояли лицом к лицу, и я убедилась, что годы были благосклоннее к ней. Она избавилась от того испуганного вида, который у нее был, когда она жила у Хаверингов, и сейчас она готова была смеяться и петь, как беззаботная птица. Жизненный опыт, который она приобрела в борьбе против пьянства Джона, против Гарри, ее мужа и господина, и против меня, ее лучшего друга, создал ауру достоинства вокруг нее. Она не потеряла своей детской прелести, но теперь ее уязвимость была задрапирована покровом достоинства и уверенности. В старости она будет не только очаровательной, но и мудрой.

Селия не была злопамятной, но она никогда не забывала того эгоизма, с которым я и Гарри пили на глазах трепещущего Джона вино и хвалили его. Она никогда не доверится мне снова. И пока мы стояли рядом у зеркала, я не могла угадать, о чем она думает.

— Думаю, что тебе следует съездить на новые пшеничные поля, — сказала она. — Это не будет для тебя очень тяжело, Беатрис?

— Нет, — улыбнулась я. — Скажи на конюшне, чтобы мне оседлали Тобермори.

Селия кивнула и выскользнула из комнаты, прихватив шитье.

— Вы выглядите гораздо лучше, — сказала Люси, протягивая мне кнут и перчатки. Но голос ее был холоден. — Никогда не видела леди, которая поправлялась бы также быстро, как вы, мисс Беатрис. Иногда я думаю, что ничто не может остановить вас.

Несколько недель в постели хорошо сказались на моем здоровье. Я сильно схватила Люси выше локтя и придвинула к себе.

— Мне не нравится твой тон, Люси, — тихо произнесла я. — Совсем не нравится. Если тебе хочется поискать новое место, без рекомендаций, с недельным жалованьем в кошельке и очень далеко отсюда, тебе стоит только намекнуть.

— Прошу прощения, мисс Беатрис, — сказала она испуганно, но в глазах ее сверкала ненависть. — Я не имела в виду ничего плохого.

С легким толчком я отпустила ее и вышла во двор. Оказалось, что там прогуливается Джон, следя за голубями на крыше.

— Беатрис! — Его глаза внимательно изучали мое лицо. — Вам лучше, — сказал он уверенно. — Наконец-то.

— Да, — ответила я, и мое лицо осветилось счастьем оттого, что он уже не смотрит на меня как на смертельно больного пациента. — Я отдохнула и чувствую себя великолепно.

Подвели Тобермори, на солнце его грива лоснилась, и при виде меня он радостно заржал. Я сделала знак Джону, и ему ничего не оставалось, кроме как подставить ладони под мой ботинок и подсадить меня в седло. Я ощутила прилив радости, поставив ногу на его чистые докторские руки, и наклонилась к нему.

— Вы видите на моем лице смерть, Джон? — спросила я испытующе. — Вам не кажется, что вы немножко поторопились с диагнозом?

Лицо Джона было серьезным, а глаза холодными, как камень.

— Тебе стало лучше, — сказал он. — Но я все еще вижу смерть, идущую за тобой. И ты знаешь это так же, как знаю я. Сегодня тебе лучше потому, что светит солнце и ты сидишь на лошади. Но ничего не изменилось для тебя. Ты не так глупа, чтобы не видеть, что все вокруг вас разрушено.

Я отвернулась и потрепала Тобермори по холке, чтобы скрыть от Джона свое лицо.

— А что вы собираетесь делать? — Я прекрасно владела собой. — Когда вы говорите о моей смерти, что вы собираетесь делать?

— Я буду заботиться о детях, — просто сказал он. — Лежа в постели, вы совсем не видели Ричарда.

— И еще вы станете заботиться о Селии. — Я хотела заставить его вернуться к этой теме. — Поэтому вы не рассказали ей всего того, в чем меня подозреваете. Когда она приехала к вам в горе и ужасе, вы утешили и ее, сказав, что все исправите. И привезли ее домой к мужу, будто бы ничего не произошло.