Ваятель фараона - [63]

«И он не понимает! – подумал про себя Тутмос. – Даже Ипу не понимает царя».

– Друг, – сказал он, обратившись к Ипу, – разве ты не знаешь, что замыслил Эхнатон? Он хочет завершить то, что начали столетия назад его предки. Он хочет объединить духовно, в почитании единого истинного бога, государство, границы которого были раздвинуты при помощи меча!..

– Все это не так, – прервал его Ипу. – Это лишь твое воображение.

– Мое воображение? – В голосе Тутмоса прозвучали раздражение и обида. – Разве ты не слышал великого славословия? Разве ты не знаешь, что Атон бог не только нашей страны, но и отец всего того, что он создал. Он дает жизнь и чужеземцам. Это он даровал им реку на небе, чтобы они, как и мы, получали из нее живительную воду! Почему ты вообще говоришь: жалкая Речену, убогая Сирия? Если ты правильно понял учение царя, то должен знать, что все народы и все страны созданы Атоном и он им дарует свою милость. Вожди и народы Сирии и Речену поймут наконец, что не угнетать их хотят и господствовать над ними, но объединить всех в одно великое царство.

– Как это – не хотят угнетать? Разве от них не требуют дани? И разве на полу царского дворца нет картин, по которым проходит Эхнатон, следуя к своему трону, картин, где зависимые от него правители изображены в оковах? На согбенные их спины ставит он свою ногу. И разве эта нога менее тверда и не попирает их столь же сильно, как нога его отца?

– Почему же тогда, – спрашивает Тутмос, и в голосе его уже не чувствуется прежней уверенности, – почему же тогда наш царь не направляется с войсками в чужие страны, как это делали его предки, когда там начинаются восстания? Ведь, по-твоему, он хочет их поработить?

– Знаешь почему, Тутмос? – Голос Ипу становится тише, и он настороженно оглядывается. – Я думаю, что он не решается покинуть страну из страха, что у него за спиной вспыхнет восстание!

– Нет! – закричал Тутмос. – Быть этого не может! Атон благословил своего царственного сына. Город, который фараон воздвиг своему божественному отцу, как чудо вырос за несколько лет перед нашими глазами. Там, где раньше была пустыня и никто не жил, множатся теперь стада, поднялись дома, окруженные садами, цветут и плодоносят фруктовые деревья…

– Тутмос! – Ипу взволнованно произнес имя своего друга. – Атон знает, как я хотел бы, чтобы ты был прав! Но как выглядит все вокруг, стоит лишь выйти за границы этого города…

Он внезапно умолк, точно в душе его зародилось подозрение.

– Ну ладно, – сказал он наконец, но голос его звучал удрученно. Забудь все, что я сказал. Может быть, это и неправда. Может быть, Баком владела только обида. Ведь это его взгляды я только что высказал тебе.

Бак? Главный скульптор царя? Первый, кого Эхнатон удостоил чести выразить в камне его божественное учение о правде? И он ведет такие речи только потому, что оказался ущемленным в своем тщеславии? Он поселил в сердце простодушного человека сомнения, отравил его недоверием! А Тутмос! Он отдал ему своего друга!

– Как твоя работа, Ипу? – внезапно спросил он. – Разве хорошо, что один из нас не знает, что делает другой? Не покажешь ли ты мне свою мастерскую?

Выражение лица Ипу моментально изменилось.

– Если ты хочешь… – сказал он нерешительно и повел Тутмоса к боковой пристройке своего дома.

Тутмос долго осматривал мастерскую, переходил от одной работы к другой. Одну за другой брал в руки гипсовые модели. «Хорошая работа», подумал Тутмос и сказал:

– Я пришлю тебе полотно, которое ткет моя мать. Тогда отливки получатся более четкими.

Он остановился у статуи царя и царицы. Не особенно хорошо удалось Ипу уловить выражение их лиц. И все же в жесте Нефертити, положившей руку на плечо супруга, при всей его нарочитой чопорности сквозила такая интимность, что Тутмос не мог оторвать от них глаз.

– Я хочу… Мне хотелось бы сделать так же, – сказал он тихо.

Эти слова тронули Ка Ипу. Они разрушили стену, возникшую между друзьями.

– Можно мне завтра прийти к тебе, – спросил Ипу, – и посмотреть твои работы?

– Не только мои работы, но и моего сына, – ответил Тутмос.

И камень свалился с его сердца.

Когда Тутмос вернулся домой, в самой большой комнате своего дома он увидел незнакомца. Эсе поставила перед ним обеденный столик с жареным гусем, овощами и фруктами. Незнакомец ел, а она прислонилась к его плечу, раскрасневшись от радости. Волна ревности захлестнула Тутмоса. Как вкопанный остановился он в дверях и не мог вымолвить ни единого слова. Эсе, заметив мужа, бросилась к нему навстречу.

– Приехал мой брат! Мой брат! – воскликнула она, не замечая волнения, охватившего мужа.

От этих слов Тутмос сразу пришел в себя. Жена подвела его к незнакомцу, приподнявшемуся со своего места. Тутмос внимательно посмотрел на своего шурина. Да, несомненно, он был похож на Эсе, но Тутмос никогда не слышал, что у его сестры Ренут была не только дочь, но еще и сын. Жена никогда не говорила ему об этом. Однако Тутмос не стал задавать вопросов Эсе, вновь целиком поглощенной своим гостем. Он пошел к матери, чтобы она ему все объяснила.

Старая Тени не сидела, как обычно, за своим станком. Тутмос нашел ее на заднем хозяйственном дворе дома, где служанки трепали лен. За этой работой Тени считала нужным наблюдать лично, ведь хорошую ткань можно сделать лишь из хорошей пряжи, а ее качество зависело от качества волокна, которое нуждалось в правильной и тщательной обработке. Неудивительно, что Тени следила за каждым движением служанок.