Вавилонские сестры и другие постчеловеки - [2]

Он вырывается. Заплесневелая ткань рвется, но руки цепляются заново – в кожу. Он кусается, брыкается, машет кулаками. Тщетно. Во время борьбы он не издает ни звука. Наконец его, еще брыкающегося, тащат вперед, тащат за невидимую линию, отделяющую этот мир от другого столь же непреложно, как неподатливый забор между Джунксом и остальными двадцатью двумя ЗСП.

Его окружает облако коричного запаха, охранник подносит к основанию его шеи что-то холодное и металлическое. Все клеточки его мозга словно разом вспыхивают, потом наступает тьма...

Трое выдают свое местоположение очнувшемуся Камню колебаниями воздуха, а еще своими запахами, своими голосами – и неуловимым тончайшим ингредиентом, который он называет «ощущением жизни».

У него за спиной массивный мужчина, который дышит через рот, – без сомнения из-за застарелой вони самого Камня. Скорее всего, охранник.

Слева от него человек поменьше – женщина? – от которого пахнет цветами. (Камень однажды нюхал цветок.)

Перед ним, за столом, сидящий мужчина.

Камень не чувствует никакой боли – разве что совершенно растерян. Он понятия не имеет, зачем его скрутили и выкрали, и хочет только вернуться к привычным опасностям Джункса.

Но он уже понял, что этого ему не позволят.

Говорит женщина, голос у нее слаще всех звуков, которые когда-либо слышал Камень.

– Этот человек задаст вам несколько вопросов. Когда вы на них ответите, у меня тоже будет один. Согласны?

Камень кивает: выбора все равно нет.

– Имя и фамилия? – спрашивает иммиграционный чиновник.

– Камень.

– И все?

– Никак больше меня не звали.

Невыносимая раскаленно-белая боль: эти ублюдки выжгли глаза маленькому беспризорнику, пойманному, когда он подсматривал, как они расчленяют труп. Но он не плакал, о нет, он всегда каменно молчал, а потому – Камень.

– Место рождения?

– Эта свалка, Джункс. Где же еще?

– Родители?

– Что это такое?

– Возраст?

Пожатие плечами.

– Позже это можно выяснить сканированием клеток. Полагаю, у нас достаточно информации, чтобы выдать вам карту. Не двигайтесь.

Камень чувствует, как по его лицу шарит луч тепла, а через несколько секунд у стола раздается ворчание.

– Это ваше свидетельство о гражданстве и доступ к системе. Не потеряйте его.

Камень протягивает руку на голос и получает пластиковый прямоугольник. Он собирается сунуть его в карман, обнаруживает, что оба оторваны в потасовке, и продолжает неловко держать его в руке, точно это брусок золота, который вот-вот отнимут.

– А теперь мой вопрос. – Голос женщины – точно отдаленное воспоминание, которое Камень хранит о любви. – Хотите получить работу?

Вот тут в голове Камня начинают выть сирены. Тревога! Работа, о которой они даже не могут объявить публично? Наверное, дело настолько скверно, что не укладывается в обычную шкалу разрядов.

– Спасибо, нет, миз. Моя жизнь стоит недорого, но другой у меня нет. – Он поворачивается, чтобы уйти.

– Я не мог посвятить вас в детали, пока вы не согласитесь, однако мы сию минуту можем зарегистрировать контракт, который убедит вас, что это работа первой категории.

Камень останавливается. Какая злая шутка... А вдруг правда?

– Контракт?

– Будьте любезны, – приказывает чиновнику женщина.

Писк утомленной клавиши, и механический голос произносит текст контракта. Для Камня, непривычного к длинным словам, все это звучит довольно прямолинейно, без экивоков и всяких там ловушек. Работа первой категории на неопределенный период времени, каждая из сторон имеет право разорвать контракт, описание обязанностей пойдет отдельным приложением.

Камень несколько секунд медлит. В голове у него проносятся воспоминания обо всех полных ужаса ночах и полных боли днях в Джунксе, а за ними – жаркая волна удовольствия: он выжил. Вопреки голосу разума он испытывает краткое сожаление, что ему уже, видимо, не потребуется тайный городской источник, так ловко обнаруженный...

– Полагаю, для заключения контракта вам нужно вот это, – говорит он, протягивая свою только что обретенную карту.

– Пожалуй, да, – со смешком соглашается женщина.

Бесшумная, герметизированная машина движется по запруженным улицам. Несмотря на отсутствие шума, шофер комментирует уличное движение, и останавливаются они достаточно часто, чтобы возникло ощущение деловито бурлящего города.

– Где мы сейчас? – в десятый раз спрашивает Камень. Он не просто жаждет информации, ему нравится слушать голос женщины. Голос у нее, думает он, как весенний дождь, когда сам ты подыскал себе укрытие, и тебе ничего не грозит.

– ЗСП Мэдисон-парк, едем на другой конец города.

Камень признательно кивает. С тем же успехом она могла бы сказать: «На орбите, направляемся к Луне», перед его мысленным взором все равно плавают какие-то расплывчатые пятна и обрывки картинок.

Прежде чем его отпустить, Иммиграционная служба кое-что для него сделала: сбрила волосы по всему телу, вывела вшей, заставила простоять десять минут под душем и несколько раз намылиться слегка шероховатым абразивным мылом, дезинфицировала, провела несколько мгновенных тестов, ввела шесть доз чего-то и выдала нижнее белье, чистый комбинезон и ботинки (ботинки!).

От собственного – мыльного! – запаха духи женщины становятся лишь привлекательнее. В тесной близости на заднем сиденье Камень просто упивается ее запахом. Наконец он уже не в силах сдерживаться.