Вавилонская башня - [110]
«А вам надо, чтобы в финале Он истекал кровью в расстрелянном автомобиле и думал: „Плевать, зато Она и ребёнок в безопасности“, а в это самое время Она умирала под обломками дома и думала: „Пустяки, зато Он и дочка спаслись“, а их девочка сидела в детском доме и думала: „Перетопчусь, зато папа и мама благополучно уехали“, – так, что ли, у вас получается?!»
Джозеф Браун был в курсе Ритиных переживаний. И у неё были веские основания полагать, что в хеппи-эндах он кое-что понимал. Он подмигнул ей и подытожил:
– «Сказки должны кончаться хорошо». Джон Рональд Руэл Толкин.
Рита спрятала в кухонный шкаф разноцветные коробочки с травами и достала из холодильника сыр.
– На, Атахш, маленькая, заешь.
Лакомство мгновенно исчезло. Второй кусочек Рита бросила Чейзу – ну как же не дать? Кобель поймал его в воздухе, но, вместо того чтобы проглотить, смиренно предложил суке. Атахш долго и придирчиво обнюхивала несколько обмусоленный ломтик, потом как бы нехотя снизошла – съела. Чейз же уселся перед Ритой, сунувшей в рот свою порцию сыра, и стал смотреть на неё с видом несчастного лишенца. «Ну вот, как всегда… Сами едят…»
Пока Рита раздумывала, цыкнуть на него, посмеяться или вовсе проигнорировать, в кармане у Джозефа встрепенулся и заиграл Моцарта сотовый телефон.
– Браун… Так точно, Иван. Сейчас спущусь.
У Риты ёкнуло сердце. Что-то подсказывало – Джозефа вызывали не на кабинетное совещание и не на дружеский междусобойчик. А он, встав и одёрнув неизменный камуфляж, ещё и сказал ей:
– Давай поводок. Атахш велено захватить.
…Около одиннадцати вечера Чейз вдруг вскинул морду к потолку и завыл – негромко, но так, что Рита схватилась за сердце. Потом кобель отвернулся и лёг носом в угол, отказавшись от ужина. Рита села рядом, стала гладить его, звать по имени, тормошить, но он даже не пошевелился. Зачем жить, когда его подруга ушла из пределов этого мира?
Бог не фраер, правду видит. Поэтому не обидел Семёна Петровича Хомякова, не сдал в натуре к одиннадцати туз. А всё благодаря цепкости Семёна Петровича, кремневатости его характера и умению держать ботало за фиксатым частоколом. О том, как кликали его когда-то «Чипом и Дейлом», нормальные люди уже и думать забыли. Теперь он был токмо и единственно Папа, и произносилось это уважительно, в основном шёпотом. Потому как авторитет, глыбище, утёс, матёрый человечище. Понимать надо.
Да, многое нынче уходило в прошлое, причём с такой быстротой, что голова временами порывалась кружиться. Отмирали, как чешуйки ороговевшей кожи, многие жизненные моменты, за которые совсем недавно впору было драться зубами. Например, депутатство в питерском ЗакСе. Глупая мелочь, начальная ступенька на лестнице, когда-то казавшаяся вершиной. Теперь Семён Петрович только посмеялся бы, предложи ему кто занять даже губернаторский пост. Да что там! Поднимай выше – его теперь не устроило бы и кресло Президента страны.
Страны, которой всё равно очень скоро не будет…
Туннелей, выводивших в древний Рим, на карте фигурировало два. Один – куда-то в эпоху Цинцинната. Узнав от наёмных историков, что то время славилось суровой простотой нравов, а сам диктатор Цинциннат, отогнав от Рима врагов, добровольно сложил верховную власть, вернулся в деревню и взялся за соху, Семён Петрович сразу понял: нам не туда.
А вот второй туннель вёл как раз куда требуется, на самый рубеж новой эры, в царствование Тиберия.
То есть сперва Хомяков несколько огорчился – не мог так сразу взять и забыть позднейших цезарей-извращенцев, изначально мерещившихся ему под прицелом гранатомёта, – но затем прочитал подготовленную историками справку и воодушевился заново. Справка была такова, что он начал размышлять о парадоксах времени и о том, чьё жизнеописание ему в действительности подготовили. Реального Тиберия? Или подставного? Быть может, виток истории положил ему на стол собственную биографию, ещё не реализованную, но которую он собирался реализовать – и вместе с тем как бы уже реализовал в прошлом? И если так, сможет ли он что-нибудь изменить против зафиксированного Тацитом? (Семёна Петровича не слишком вдохновлял описанный в хрониках конец Тиберия, якобы задушенного под ворохами одежд.) Вопрос выглядел нерешаемым, однако к нерешаемым вопросам Папе было не привыкать. Их для него просто не существовало.
А значит, оставалось только выбрать, на какое число заказывать тогу.
В полном соответствии с характеристиками, данными летописцем Тиберию, Семёну Петровичу не было жаль ни современности, ни современников. Если уж совсем откровенно, ему было жаль покидать в настоящем по большому счёту только две вещи. Первой был любимый шестисотый «Мерседес». Временами Семён Петрович ловил себя на том, что всерьёз прорабатывает вариант с периодическими экспедициями сюда – за бензином. Правда, здешняя реальность должна была вскорости рухнуть и с ней перспектива раскатывать с ветерком по Аппиевой дороге.
