Вавилон. Расцвет и гибель города Чудес - [12]

«Колеса с трудом вращались и вскоре снова увязли в мягкой почве. По всей видимости, в этом опять был виновен дурной глаз кого-то из рабочих или зрителей. После недолгого расследования нашли виновника сглаза, которого с позором выгнали под крики и проклятия. После устранения помехи повозка приблизилась к деревне, но вскоре снова остановилась. Тогда всех шейхов скопом лишили их званий и почестей, а маленький мальчик в рваной одежде и пестром платке, которого облачили в плащ, был объявлен единственным достойным вождем столь ничтожных людей. Повозка двигалась дальше, и арабы, воодушевленные влиянием этого события на их умы, тянули ее до тех пор, пока не были вынуждены вновь ослабить веревки. Когда воодушевление спало и присутствие юного шейха больше не ободряло его подданных, его сместили столь же быстро, сколь и избрали, а высокий титул присудили девяностолетнему обладателю седой бороды. Но настал и его черед оставить эту должность; затем наиболее непопулярных из шейхов заставили лечь на землю, чтобы скрипящие колеса могли проехать прямо по ним, словно колесница Джаггернаута по его последователям. Под вопли, крики и бешеное кривляние повозка прошла в нескольких дюймах от распростертых тел. В качестве последнего средства я сам ухватился за веревку и под перебранку различных племен, под тахель (завывание) женщин лев наконец-то был доставлен к самой кромке воды».

Можно понять, почему повествование Лэйярда о раскопках, которое он назвал «Ниневия и ее остатки», распродалось более чем в восьми тысячах экземпляров. Эта книга практически оставалась бестселлером на протяжении всей Викторианской эпохи, и Лэйярд в письме к знакомому мог похвастаться, что готовится «к печати новое издание, и Муррей (издатель) предсказывает постоянный высокий спрос, благодаря чему оно встанет в один ряд с кулинарной книгой миссис Ранделл». Несмотря на самоуничижительный тон автора, «Ниневия» остается классикой литературы по археологии. Лэйярд, который в двадцать два года был бродягой без гроша в кармане, к сорока годам добился славы и состояния, причем ни один человек не заслужил их так, как он. Без предварительной подготовки, без опыта в археологии, без знаний по ассириологии, один, без всякой помощи, без инструментов, за исключением лопат и кирок, он приступил к раскопкам давно погибшего города в тяжелейших условиях. Несмотря на различные опасности и суровый климат, он не только копал и руководил местными рабочими, но и вел подробные записи, описывал и зарисовывал огромное количество находок. И все это происходило для него в некоем мире мечты, который он сам создал для себя, как становится ясно из его письма домой к матери:

«Тот образ жизни, который я сейчас веду, настолько однообразен, что я и вправду не знаю, что написать тебе. Вообрази, что я нахожусь в глиняной хижине посреди заброшенной деревни, так как мои соседи благоразумно перебрались в свои палатки. У меня нет соратников по несчастью, и я быстро забываю то немногое, что знал из английского языка… я живу среди моих развалин и почти ни о чем больше не мечтаю. В настоящий момент все мои надежды, страхи и радости вращаются вокруг них…»

Но после публикации «Ниневии» надежды Лэйярда сбылись, а страхи рассеялись; теперь он стал настолько известным и популярным, что общественность потребовала от государственного казначейства выделить пять тысяч фунтов стерлингов на дальнейшие раскопки в Месопотамии. Британский музей предоставил эти средства Лэйярду, который в течение следующего года раскапывал дворцы Синаххериба и Ашшурбанапала, после чего вернулся в Англию и никогда больше не отправлялся на раскопки. В возрасте сорока четырех лет Лэйярд, ставший одним из ведущих ассириологов мира, оставил занятия археологией и занялся политикой. Такая перемена показывает, насколько воистину независимыми были великие копатели середины XIX в. Но даже с этой точки зрения решение Лэйярда баллотироваться на выборах в парламент в качестве кандидата от Эйлсбери кажется довольно невзрачной альтернативой жизни на берегах Тигра. Неудивительно, что такой смелый путешественник был столь же удачен в политике и дипломатии, сколь и в археологии; он быстро продвигался по службе и в 1868 г. стал членом Тайного совета при администрации Глад стона; в 1869 г. – полномочным министром Великобритании в Мадриде и, наконец, в 1887-м – послом в Турции. В 1880 г. он вновь радикально изменил свой образ жизни, удалился от политики и переехал жить в Венецию, где посвятил свои последние годы изучению искусства в общем и итальянской живописи в частности. Довольно необычно видеть в библиотечных каталогах под одним и тем же именем такие разные как по названию, так и по содержанию работы: «Открытия в развалинах Ниневии и Вавилона», «Справочник по Риму», «Датский вопрос» и «Мадонна и святые: в церкви Санта Мария Нуова в Губбио».

Лэйярд, вместе с Ботта и Пласом, французскими исследователями, братьями Рассам, Кристианом и Ормуздом, а также Генри Роулинсоном, представляет величайшее поколение ассириологов XIX в. Их методы работы радикальным образом отличались от методов работы современных специалистов, и очевидная разница заключается в том, что Лэйярд и его современники руководствовались вдохновением, тогда как в арсенале профессионала такое понятие не является определяющим. Инструментами первых были лопаты, инструментами последних – лопаточки. Находки и публикации XIX в. предназначались для просвещения и развлечения широкой публики; публикации современности предназначены для коллег-специалистов. Сильное недовольство деятельностью предшественников со стороны профессиональных ассириологов проскальзывает в замечаниях Уоллиса Баджа и профессора Л.У. Кинга, сотрудников Отдела восточных древностей Британского музея. Бадж пишет о Лэйярде следующее: