Вавилон - [30]

С каждым словом царя возмущение Набусардара росло, и он все крепче сжимал в руке бокал.

Откуда у царя эти мысли? Еще позавчера, перед самым отъездом Набусардара из Вавилона, он был исполнен намерений противопоставить Киру самую сильную армию в мире. За всем этим угадывается чье-то давление, кто-то сыграл на непостоянстве царя против… Тут Набусардар даже растерялся. Против кого, собственно? Против него, Набусардара? Разве он хлопочет ради себя? Против армии? А что такое армия, если не оплот державы?

Набусардар с трудом перевел дух. Сомнений нет — все, что он здесь услышал, продумано и вымышлено его недругами. Они хотят отравить сознание молодого царя, заставить его опасаться Набусардара больше, чем могущества Кира.

Не в силах больше сдерживаться, он спросил:

— Его величество желает бросить державу на произвол врагов?

— О каких врагах ты толкуешь? — надменно выпрямился царь. — Кто в Вавилонии дерзнет иметь своим врагом меня, царя царей? Или ты забыл, князь, что по единому слову царя может слететь половина халдейских голов?

— Его величество имеет в виду и головы Эсагилы? — вспыхнул Набусардар.

— С нею мне не все ясно. Но мне пришлось убедиться, что Эсагила стоит на страже порядка, и, при всей ненависти к ней, я не могу не восхищаться ее мудростью.

— Не мудрость ли Эсагилы, осмелюсь предположить, пошатнула убеждение его величества в персидской опасности?

Царь нахмурился.

— Вчера Эсагила доставила трех персидских лазутчиков, схваченных ею. Их допрашивали в моем присутствии, и выяснилось…

Набусардар поставил бокал и обеими руками вцепился в ручки кресла.

Он нетерпеливо повторил за царем:

— И выяснилось…

— Выяснилось, что твои опасения безосновательны.

— Безосновательны?

— Да. Кир засылает лазутчиков, потому что боится нас. Он истощен непрерывными войнами и опасается, что мы воспользуемся его теперешним трудным положением.

— Ваше величество, — простонал верховный военачальник, скрипнув стиснутыми до боли зубами.

Валтасар в ответ поднялся с кресла, вслед за ним встал и Набусардар.

Он возвышался над царем, четким угрожающим силуэтом выделяясь на фоне нежно-голубой эмалевой стены, переплетенной золотым орнаментом. Рядом с Валтасаром его фигура подавляла широтой могучих плеч, которым словно предопределено нести тяготы целого мира. Один взгляд на его руки. не выпускавшие рукояти меча, внушал уверенность, что им под силу справиться с любым недругом. По сравнению с обрюзглой физиономией царя его лицо было похоже на натянутый лук.

Всякий раз, когда Валтасару случалось видеть верховного военачальника таким, в нем поднимался страх за свою власть. Но Набусардар настолько изучил капризный нрав своего повелителя, что всегда знал. какое применить средство — напустить ли на себя суровость или проявить верноподданническую почтительность. Суровость помогала ему укротить упрямство Валтасара, а почтительность — удержать его расположение. После рассказа Валтасара он немедленно спросил:

— А не соблаговолил ли его величество царь царей спросить, откуда у Эсагилы вдруг оказались под рукой лазутчики как раз в тот лень. когда я до изнурения рыскал за ними под палящим солнцем и даже не напал на их след?

Царь заморгал глазами, скользнул взглядом по лицу Набусардара и рассердился, так как слова военачальника задели в нем самую чувствительную струну — подозрительность.

Он отрубил:

— Эсагила не присутствовала на допросе!

Эсагила уже наперед знала, что скажут лазутчики, — зловеще засмеялся Набусардар, — и не нашла нужным напрасно тратить время.

Царь отметил про себя, что и у него закрадывалось подобное сомнение, но сейчас он не желал в этом признаться, чтобы Набусардар не вообразил, будто царь не обойдется без его совета и помощи.

Между тем полководец продолжал:

— Поскольку Эсагила отсутствовала, ее не могли и спросить, кто, собственно, схватил лазутчиков?

И, впившись взглядом огромных, обжигающих глаз прямо в слабую душу Валтасара, суровым тоном задал царю вопрос:

— Да позволит мне его величество узнать, как военный совет решил поступить с персидскими лазутчиками?

Царь молчал.

— Никакие тюремные запоры, даже засовы Эсагилы, не помешают мне возобновить следствие, — наседал Набусардар. — Я буду настаивать на новом допросе.

Валтасар ответил:

— Военный совет постановил отпустить всех троих с условием, что они немедленно покинут страну и под нашим надзором перейдут границу.

Набусардару кровь бросилась в лицо.

— Как мог его величество удовольствоваться таким решением?

— Тебя не было на совете, князь, но ты хорошо знаешь, что в твое отсутствие дела решает твой помощник, Сан-Урри. Его предложение и было принято.

— Помощник верховного военачальника. — процедил сквозь зубы Набусардар. и воспоминание об отравленных лепешках начало прояснять стечение всех обстоятельств.

Опытный воин и полководец не отпустил бы вражеских лазутчиков на свободу. И если Сан-Урри поступился военными соображениями, значит, у него какие-то иные цели. Эсагила не участвовала в допросе и не опротестовала решения Сан-Урри. Следовательно, они заранее вошли в сговор и цель у них общая. Эсагиле не по душе оборонительный план, и поэтому она борется с Набусардаром. Если бы Сан-Урри не был заодно с эгоистической, своекорыстной Эсагилой, лишенной даже капли патриотизма, он не отпустил бы лазутчиков, не дал бы им удрать из страны до возвращения Набусардара. Быть может, Сан-Урри, который всегда прикидывался лучшим и преданнейшим другом Набусардара, действует не только по наущению Эсагилы, но преследует и свои собственные интересы, злоупотребляя оказанным ему доверием? Заинтересован ли он лично в смерти Набусардара, не на его ли совести отравленные лепешки?