Ватутин - [8]

Обстановка на фронтах вновь осложнилась. Польша отвергла советские мирные предложения и начала военную кампанию. Пилсудский получил от Антанты 1500 орудий, 350 боевых самолетов, 3000 пулеметов, более 300 тыс. винтовок. Боевой состав польской армии достиг 200 тысяч штыков и сабель. На юге изготовился к броску барон Врангель — последняя надежда белого движения. Барон собрал под свои знамена без малого 130 тыс. штыков и 5 тыс. сабель отборнейших войск. Казачьи дивизии, офицерские полки рвались в бой при поддержке тысяч орудий, сотен самолетов, невиданных до того времени танков.

Бойцы 113-го запасного батальона стремились на фронт, и одним из самых настойчивых был красноармеец Ватутин. После третьего рапорта с просьбой об откомандировании на Польский фронт Николая вызвал комиссар батальона. Бывший прапорщик царской армии, член РКП(б) с 1916 года, он сам всей душой рвался на фронт и понимал молодого красноармейца, но для разговора были особые причины.

— Вы что же, товарищ Ватутин, забыли о воинской дисциплине? — спросил комиссар, нахмурив брови. — Или считаете, что командование хуже вас знает, кого надо посылать на фронт? В Красной Армии сейчас миллионы беспредельно преданных революции, опытных бойцов. Именно им партия доверила разгромить врага. А у новобранцев нынешнего года другие задачи. Так что впредь никаких рапортов!

— Есть, никаких рапортов! — понурил голову Николай.

Комиссар подошел к юноше и по-дружески опустил на плечо руку:

— Не переживайте, Ватутин. У меня к вам стоящее предложение. Осенью начинаются занятия на 29-х пехотных курсах красных командиров. Курсы находятся в Полтаве, так что собирайтесь в дорогу. Командование батальона рекомендует вас как бойца грамотного, умеющего работать с людьми, хорошо проявившего себя в боях с белыми гадами. Ну, как вы?

— Я согласен, — просто ответил Ватутин.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся комиссар. — Я не первый год в армии. Поверьте мне, из вас получится настоящий командир. Пока позанимайтесь.

Однако позаниматься перед отъездом в Полтаву Николаю так и не удалось. Лето выдалось слишком жарким и по погоде, и по делам. Разметав немногочисленные заслоны красных войск, в Таврию на оперативный простор вырвался из Крыма Врангель. Республика спешно создавала Южный фронт, а по красноармейским тылам вновь начали рыскать махновские отряды. На борьбу с ними были брошены части особого назначения, запасные батальоны, добровольческие комсомольские отряды. Почти не выходил из огня и 113-й запасной батальон. В одном из боев Ватутин заменил раненого командира взвода. Впервые в жизни в жестоком бою он повел своих товарищей в штыковую атаку. Шли практически на верную смерть против окруживших их у небольшой балки конных бандитов. Пешие против конных, они штыками и гранатами не только прорвали кольцо окружения, но и обратили врага в бегство. Маленький, юркий Николай Ватутин успевал орудовать штыком и руководить подчиненными. В этом бою батальон понес большие потери. Погибли и трое из пятерых направляемых вместе с Колей в Полтаву молодых бойцов.

В середине августа на следовавшем с врангелевского фронта санитарном эшелоне Ватутин с товарищами уехал на учебу.

За дверью теплушки охраны, в которой устроились бойцы, мелькали сожженные деревни, забитые мешочниками железнодорожные станции, голодные дети на руках изможденных матерей, залитые карболкой и еще не убранные трупы умерших от тифа. Бойцы и рады бы были чем-либо помочь несчастным, да у самих осталось по два сухаря, а сколько предстояло еще ехать, никто не знал.

Чтобы хоть немного отвлечься от горестной картины народного бедствия, Николай предложил товарищам позаниматься. К его удивлению, товарищи оказались просто малограмотными, а один вообще с трудом читал и не знал даже арифметических действий. Коля решил тут же в теплушке организовать «краткосрочные курсы» по ликвидации неграмотности. В ход пошли старые газеты, плакаты, но скоро этот запас бумаги иссяк, и Ватутин вооружился большим куском мела, а стены вагона заменили классную доску. Правда, произошло одно недоразумение, о котором впоследствии Ватутин вспоминал часто. На станции Красный Лиман, забитой воинскими эшелонами, санитарный поезд застрял надолго. Чтобы не сидеть в душной теплушке, Николай предложил продолжать занятия на свежем воздухе. Доской служила все та же стена вагона. Не успел Коля исписать цифрами полстены, как по бокам его встали два красноармейца с винтовками. Учеников тоже взяла в кольцо невесть откуда взявшаяся охрана.

— А позвольте вас спросить, чем вы это занимаетесь? — пробился в круг подозрительно поблескивающий стеклами пенсне железнодорожник. — Подсчитываете воинские эшелоны!

— Да вы что! — возмутился Ватутин. — Это же просто арифметика. Таблица умножения. Мы — будущие краскомы.

— Насчет краскомов это еще надо подумать, а что разведсведения собираете, очень похоже, — не унимался железнодорожник. — Шпионы! — закричал он вдруг. — Товарищ Мостовой!

Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не появился сам товарищ Мостовой, военком станции, высокий мужчина в кожанке и шикарных малиновых галифе.