Васина Поляна - [28]

Ленька послушно выполнял команды, но неожиданный пинок в зад ткнул его головой в таз.

В бане Леньке драться не приходилось, он вообще был первый раз в ТАКОЙ бане. Но перед ним стоял и весело лыбился наглый баклан. Ленька звезданул его с правой как раз по тому уху, где наклейка была. Парень упал удачно, головой ни за что не задел, только по скользкому полу его увело к дальней решеточке, куда стекала вся банно-мыльно-пузырная бяка.

Парень поднялся, и Ленька Лосев не то что опешил, а прямо-таки обалдел: с левой мочки уха на него сердито глядел Гитлер. И нос, и рот, и челка — все фюрерское.

Но балдеть было некогда, парень очухался, сунул чей-то таз под кипяток, попер с тазом на Леньку.

Ленька взял пустую шайку. Все моющиеся давно расступились к стенкам, ждали, чем дело кончится.

Гитлер хлестанул кипятком. Ленька успел упасть на пол — почти вся вода прошла верхом.

Это когда еще в лапту играли, он любил так делать, все бегут к кону, к заветной черте, а он пешочком через всё поле. Подлетит противник вплотную, хлесть мячом, а Ленька уже на земле лежит — мимо, и не торопясь доходит до заветного кона.

Ленька в момент вскочил на ноги, замахнулся тазом, но и Гитлер замахнулся. Тазы загремели. Но Гитлера уже валтузили очухавшиеся мужики, один однорукий норовил откусить левое ухо чернявому парню, но зубов у безрукого было мало…

С трудом Ленька вытащил своего обидчика в предбанник, помог одеться и вытолкал на улицу.

…И вот теперь они встретились в трамвае. Левое ухо парня было заклеено лейкопластырем и к тому же надежно прикрывалось внушительной папкой «Гербарий фауны Австралии».

Гитлер глазами пригласил Леньку к выходу. Трамвай остановился у парка «Победа».

— Вообще-то меня Миша зовут, — сказал Гитлер. — Я щипач в законе, видишь, пальцы, как у музыканта. Я скулу, чердак или пистон[7] запросто беру. Мойкой не пользуюсь. Ну-ка, что у этого фраера в лопатнике?

Миша развернул бумажник и неторопливо стал рассовывать по карманам крупные купюры. Деньги он не считал, просто рассовывал по карманам, и все. Пять сотенных он протянул Лосеву.

— Ворованные, — брезгливо сказал Лосев.

Миша не удивился, убрал деньги, предложил:

— Идем хоть перекусим.

— Рано, закрыто же все! — есть Леньке тоже хотелось, торопился в город, не успел позавтракать.

— В парке найдем, — уверил Мишу Гитлер.

С утра в парке работал только тир. Хозяин тира, нерусский человек Артур, получив три сотенных бумажки, выложил на подставку две духовки и целую кучу патрончиков. Выложил, а сам исчез.

Миша стрелять не стал. Так объяснил:

— Сейчас Артур вернется, подкрепимся, тогда начнем межклассовые соревнования, ты за хороших, я — за плохих. Вот ты не взял деньги! А ведь ты их заработал. Стоило бы вякнуть, и все — припух бы Миша Гитлер. Конечно, я все равно припухну, но не на таком же чухне, как этот толстый крокодил. Ты знаешь, чем он занимается, ты знаешь, откуда у него деньги? Я же полмесяца этого фраера пасу. Он здесь на базах дефицит за взятки скупает и на базаре через шестерок продает.

— Зачем ты себя опозорил? Гитлера-то на ухо зачем налепил?

— У хозяина проигрался. Так вопрос встал, что эту наколку надо было делать.

Появился шустрый Артур, принес три бутылки английской водки, кучу горячих пирожков и бидон пива. Миша разлил водку в три стакана. Тост произнес:

— За тех, кто там! И за удачу!

— Я не буду пить. Мне еще на базар за медом надо, — сказал Ленька.

Миша выпил полный стакан, Артур только пригубил, а Ленька съел два пирожка.

Он съел пирожки и направился было к трамвайной остановке, но Миша взмолился:

— Подожди меня, парень!

А сам совал деньги Артуру:

— Отдашь Федьке Царю. Скажи, ничего я ему не должен. Вечером здесь буду, пусть ждет.

Угодливый Артур лопотал:

— Мы честный, мы очень честный!

Надо было уходить, но Ленька медлил, очень хотелось ему спросить этого вора, за что он тогда пнул его в бане, почему все же у него такое позорное клеймо на ухе и вообще как так жить можно?

Между тем Миша торопливо выпил еще стакан, сунул две оставшиеся бутылки в карманы брюк и вышел из тира.

Они шли по аллее к танцплощадке.

Миша заметно хмелел, бормотал:

— Взял наконец я толстого крокодила. Поначалу хотел его на гопстоп сделать (Миша вынул из пиджака стартовый спортивный пистолет), а щипанул, как в цирке:.. Гербарий австралийский усыпляет бдительность. Это сам Федька придумал гербарий-то… Слушай, давай просадим с тобой все деньги, а? Ну куда они мне? Все равно ведь улетят. А так ты меня помнить будешь, вот, мол, какой Миша Гитлер хороший был…

— Я тебя помню. За что ты меня в бане пнул?

— Злой был на всех. Смотрю, спина белая, без наколок, сила под кожей играет, рожа, всем довольная… Совсем озлился, думаю, хоть ты и сильный и чистый, а меня, гад, струсишь… а ты не струсил. Вообще-то тебя бы сделать полагалось. Но я добрый. Но в другой раз ты с блатными не связывайся. Или попишут мойкой, или вообще.

— Ну почему я твою околесицу слушаю? — сам себе удивился Ленька. — Мне же на базар надо, меду купить. Друг болеет, и отец тоже, а я с тобой, вором… Хотел посмотреть на тебя, поговорить, чтоб ты, как это, «завязал»… но ведь бесполезно, правда?