Василь Быков: Книги и судьба - [3]

Шрифт
Интервал

Окинув меня быстрым и проницательным взглядом, Ирина Михайловна поставила перед нами чай и ушла, тихо напомнив мужу, что через час у него интервью с журналисткой из Финляндии. Лишь с приходом журналистки я увидела ее снова.

Нелегко разговаривать с практически незнакомым тебе человеком на серьезные темы. Нужен какой-то «разогрев», подготовка. Но Василь Владимирович отвечал на мои вопросы так, словно мы знали друг друга много лет, а сами вопросы по крайней мере неделю лежали у него на столе. А ведь с его стороны это был чистый экспромт!

Первый вопрос, который я ему задала, вполне можно было бы назвать так, как называлась одна из быковских повестей, — «атака с ходу».

— Василь Владимирович, — спросила я, — что такое, по-вашему, белорусскость?

И так же, с ходу, он принялся отвечать:

— Что ж, если позволительна ироническая нотка, то понятие «белорусскость» представляет из себя именно то, за что белорусы безуспешно борются в течение последних веков. А коль серьезно, то первостепенное и главное составляющее понятия белорусскости — государственность. Наша история научила нас, что национальная идея, или то, что вы называете белорусскостью, не может осуществиться без суверенного и независимого государства. К глубочайшему сожалению, не все белорусы понимают ситуацию таким образом. В целом наша нация, к несчастью, предполагает, что есть возможность достичь национального единства и претворить патриотические идеи в жизнь в рамках зависимости и без демократии. Подобный подход опять же, как подтверждает исторический опыт, абсолютно неправомочен: это как библейское бесплодное дерево. Он постоянно приводит к крушению все национально-патриотические идеи. Здесь я имею в виду раннее, традиционное и зависимое существование Беларуси[5].

Второй мой вопрос, чего никто не мог ожидать, оказался чуть ли не провидческим, да простит мне читатель такую высокопарность. Где-то за год до этой встречи я прочитала «Летние медитации» Вацлава Гавела, и мне, захваченной сильнейшими впечатлениями от этого документального повествования, было чрезвычайно интересно мнение Василя Владимировича о Гавеле — писателе-диссиденте и государственном деятеле. Провидческим же вопрос оказался оттого, что годы спустя одним из последних актов Гавела — президента демократической Чехии — стало приглашение собрату по перу из Беларуси приехать, жить и работать в руководимом им государстве. Приглашение, не ограниченное временем и не обязующее писателя менять гражданство, имело статус «вечного». Но тогда, в 1995-м, были еще сильны надежды, что демократия, укоренившаяся в Чехии, найдет дорогу и в Беларусь.

От разговора о судьбе литератора-диссидента-президента Быков довольно скоро перешел к ситуации с демократией в Беларуси — почему она с таким трудом приживается на нашей родине? В том числе и потому, по его мнению, что в Беларуси, в отличие от Чехии, не было опыта демократического правления с конца XVIII века, а Чехия все же успела достаточно времени пробыть демократическим государством перед Второй мировой войной.

Дальше я постаралась сконцентрировать разговор на литературе, но и здесь никак нельзя было избежать вопросов, связанных с национальной и политической проблематикой. Произведения Быкова к тому времени были уже переведены на многие языки, его имя было известно в разных странах. Однако практически все считали, что Быков — российский писатель и пишет на русском языке. Этот миф укоренился на Западе не в последнюю очередь потому, что его переводили уже с переводов на русский, а не с белорусского оригинала. Не говоря уже о том, что в 95-м году надо было быть изрядным специалистом, чтобы отличить Белоруссию от России: известно же, что для западного человека все выходцы из советской империи — русские. Мне же, прекрасно знающей, что Быков пишет по-белорусски, хотелось разрушить этот миф, донести до читающей публики тот факт, что все без исключения художественные произведения (в отличие от некоторых публичных выступлений и интервью для российской аудитории) он написал на родном белорусском. На вопрос, что же делает Быкова белорусским писателем — ведь это, без сомнения, нечто большее, чем способность писать на родном языке, — он ответил следующее:

— Есть национальная принадлежность и национальное самоощущение. Национальная принадлежность — это гены, данность, от нас и от обстоятельств внешнего мира не зависящая. А национальное самоощущение, когда вы чувствуете себя частицей какой-то нации… Тут очень много чего влияет. В первую очередь место рождения очень важно. Потом, конечно, культура. Для меня все это было белорусским: место рождения, культура, общее образование. Во время войны, когда Беларусь была под оккупацией, меня в первую очередь интересовали новости оттуда. Простые вещи, такие как детские сны, вести из прошлого, — одно из звеньев, связывающих нас с родиной. В течение 15 лет, когда я жил вдали от Беларуси, язык словно покинул меня. В эти годы я не говорил на родном языке просто-напросто потому, что он отсутствовал в моем окружении. И доступа к белорусской литературе у меня не было. В течение пяти лет я служил на Дальнем Востоке, на Сахалине и на Курильских островах. Откуда там было взяться белорусской литературе? Неоткуда. Тем не менее все это жило во мне, потому что, когда я вернулся в Беларусь — и язык мгновенно вернулся, он как бы просто и натуральным образом у меня сам и восстановился


Рекомендуем почитать
«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Градостроители

"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.


Воспоминание об эвакуации во время Второй мировой войны

В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.


Город, которого нет

Первая часть этой книги была опубликована в сборнике «Красное и белое». На литературном конкурсе «Арсис-2015» имени В. А. Рождественского, который прошёл в Тихвине в октябре 2015 года, очерк «Город, которого нет» признан лучшим в номинации «Публицистика». В книге публикуются также небольшой очерк о современном Тихвине: «Город, который есть» и подборка стихов «Город моей судьбы». Книга иллюстрирована фотографиями дореволюционного и современного периодов из личного архива автора.


Старорежимный чиновник. Из личных воспоминаний от школы до эмиграции. 1874-1920 гг.

Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.