Ваше здоровье, Господин генерал! - [44]

Собеседница даже не моргнула.

— В сущности, вы правы, — сказала она. — Лучше уж говорить и действовать именно так. Я прекрасно вас понимаю и могу рассеять ваши сомнения. Вам не придется служить интересам нации, противостоящей Франции, потому что вы вообще не будете работать на какое бы то ни было правительство.

Мы в самом деле серьезные люди, поэтому вы согласитесь со мной, если я скажу, что понятие родины в наши дни несколько устарело. Сегодня уже не политика является главной силой, а экономика. Правительства уходят в тень, уступая свою власть; им на смену приходят могущественные экономические группы.

— Вы имеете в виду лобби?

— Да, на национальном уровне лобби. Но деловые люди, опытные руководители промышленности уже давно вышли на международную арену. Больше я вам сказать не могу, чтобы не показаться болтливой. Человек, с которым вам сегодня предстоит встретиться, имеет гораздо более широкие полномочия, чтобы дать вам необходимые объяснения.

— Как его зовут?

— Хейнс. Мортон Хейнс. Это… очень крупный экономист. Он также уполномочен принять решение о вознаграждении, и я уверена, что вы не будете разочарованы.

— Вашими бы устами да мед пить. Когда я с ним увижусь?

— К полудню Вандамм заедет за вами. Вы вместе отправитесь в аэропорт, там и произойдет встреча. А пока вы принадлежите самому себе… в пределах квартиры разумеется. Я же должна разобрать почту.

Хорна встала и подошла к Фредерику, нежно погладила его затылок и легонько поцеловала в губы.

— Что бы там ни было, — сказала она, и ее глаза слегка затуманились, — мы снова увидимся сегодня вечером…

Чуть раньше полудня Лемуан покинул квартиру в сопровождении Омера Вандамма. Бельгиец приехал на «ровере». Он вел себя с Фредериком на грани грубости и с момента отъезда не разомкнул рта. Француз размышлял о том, следовало ли приписать его поведение ревности, опасению за свое место или же природной агрессивности и враждебности.

С полным безразличием Лемуан воспользовался вынужденным молчанием, чтобы полюбоваться Аддис-Абебой. Это действительно был необычный город. Его надо было пересечь практически из конца в конец, чтобы добраться до дороги на аэропорт имени Хайле Селассие I, расположенный на юго-востоке. Повсюду высились гигантские современные здания и величественные дворцы, и все же среди них каким-то образом удалось уцелеть традиционным домишкам с соломенными крышами — «тукули».

Точно так же интенсивное автодвижение не помешало выжить погонщикам ослов, пастухам со стадами коз. На одном из перекрестков Омер Вандамм, напрочь лишенный поэтического чувства, выругавшись, остановился, пропуская медленно плывущий караван верблюдов, возникший из песков пустыни, как во времена царицы Савской.

Они приехали в один из самых современных международных аэропортов за несколько минут до приземления самолета ДС-8, прибывающего из Южной Африки через Найроби. Словно встречающие, не знающие, как убить время, Вандамм и Лемуан направились в ожидании посадки на террасу, сообщающуюся с просторным залом для пассажиров. Перед ними предстало обычное для всех аэропортов мира зрелище, может быть, с чуть ярче выраженным местным колоритом. Большинство составляли одетые по-западному африканцы, азиаты и, разумеется, европейцы, но рядом с ними внушительную толпу образовали эфиопы в национальных костюмах — пассажиры внутренних линий: мужчины в белых хлопковых шамма, отороченных пестрыми лентами, женщины в длинных белых платьях, непоседливые дети.

И как повсюду вездесущие туристы всех рас, всех цветов кожи с камерами в руках, фотоаппаратами, болтающимися на животе.

Когда объявили рейс из Найроби, они направились в зал прибытия. Вандамм подал знак двум мужчинам в светлых легких костюмах и сетчатых шляпах с цветной лентой на тулье, сразу же выделив их из группы пассажиров. Когда все четверо встретились, он выказал вновь прибывшим подчеркнутое почтение.

Он поинтересовался, как прошел полет, а затем указал на француза:

— Позвольте представить вам господина Лемуана, о котором вам сообщала мисс Мейсон.

— Очень приятно, коротко сказал один из мужчин, протягивая руку. — Меня зовут Мортон Хейнс, а это — герр Паулюс, Якоб Паулюс.

Фредерик пожал протянутые руки, внимательно разглядывая представившихся ему людей. Мортон Хейнс — среднего роста загорелый мужчина лет сорока пяти, видимо, заядлый спортсмен, словом, типичный янки. Об этом свидетельствовал весь его облик, ну и, конечно, акцент. Манеры, тон, поведение — все недвусмысленно говорило: я хозяин.

Якоб Паулюс несколькими годами старше. Высокий рост, голый череп, засверкавший, едва он снял шляпу, костистое лицо и седеющие густые брови в точности соответствовали портрету доктора Равено, нарисованному Османом Загари.

Они дожидались, пока владельцам будет доставлен багаж. Фредерик краем глаза заметил Бернара Кассегрена, снующего за стойкой бюро по прокату автомобилей рядом со штатной сотрудницей — восхитительной эфиопкой в экстравагантном деловом костюме.

Наконец Вандамм получил багаж. Чтобы пробраться к выходу, им пришлось обойти оживленную группу жестикулирующих, гомонящих, с остервенением портящих фотопленку африканских туристов.