Ваше Благородие - [59]

– Никак нет, – опять вытянулся по струнке Лёшка. – Виноват, ваше высокоблагородие! Исправлюсь.

– Конечно, исправишься. Куда же ты денешься, – снова усмехнулся барон и достал откуда-то с полки из стоящего тут же турецкого резного шкафчика тёмно-зелёную бутылку, а с ней и два хрустальных фужера.

Тёмно-красное вино струилось с журчанием в бокал. Полковник полез в карман и положил на стол рядом такой же горжет, какой сейчас был на Лёшке, только было в нём одно важное отличие – это золотой цвет ободка.

– Ну, за наши чины, господин подпоручик, ты, я гляжу, форму нарушаешь, не поменял ещё на себе знак отличия прапорщика?

Бзымкнули сблизившись бокалы, и крепкое терпкое вино побежало в горло. – Гишпанское, – пояснил барон, – выдержанное.

– Миссия наша тут, Алексей, закончена. Исполнили мы её безукоризненно, чем и поспособствовали присоединению сиих земель к России-матушке. Всё, что не доделано пока тут, без нас уже до ума доведут. И будет этот полуостров ярким бриллиантом в короне российского самодержавия. Помяни моё слово, лет десять-двадцать пройдёт, и уже не узнать будет этот нынешний Крым. А о его тёмном прошлом с его разбойничьими набегами, с рабством и с долгим жестоким турецким владычеством все скоро забудут. Подожди, отстроятся тут новые города и селения, раскинутся вокруг сады и виноградники, может быть, даже самое высокое общество сюда на отдых будет приезжать из этого холодного и туманного Санкт-Петербурга, – и он посмотрел с улыбкой на Лёшку. – Ты не веришь, небось, мне, Егоров?!

– Никак нет, верю ваше высокоблагородие! – усмехнулся Алексей. – Ещё как вам верю!

– Ну-ну, – покачал Генрих. – Теперь бы только удержать его в своих руках.

– Это точно, – кивнул Лёшка, вспоминая лихие девяностые из далёкого двадцатого века.

– Так, Алексей, больше мы с тобой не пьём, нам сегодня ещё работы много, – стал снова серьёзным фон Оффенберг. – Через три дня у нас отправка к себе на Дунай. Чай заждалась невеста своего молодого офицера, – и он лукаво подмигнул егерю.

– Уходим мы на тех же судах, что сюда и пришли, в сопровождении с нами ещё парочка будет для усиления Дунайской флотилии, так что считай, что назад домой мы уже обратно целой эскадрой пойдём. Да, и вот ещё что, держи, Егоров, зачитаешь сам перед строем команды приказ о производстве Сергея Гусева в чин фурьера, – и он передал заверенную главным квартирмейстером Второй армии копию приказа. – Там и по другим твоим людям есть изменения, что ты сам ранее предлагал. Всё, что могу, Алексей, всё, что могу, – и барон развёл руками.

– Спасибо, Генрих Фридрихович, – искренне поблагодарил его Лёшка. – Не забыли о ребятах. Вы есть настоящий русский офицер!

– А то, конечно, русский! – усмехнулся, весело щурясь, барон фон Оффенберг.

– Отдельным приказом по главному квартирмейстерству Второй армии, во временно прикомандированной до особого распоряжения отдельной егерской команде присвоены следующие чины для нижнего состава, – зачитывал приказ подпоручик Егоров.

– Дубкову Иван Макарычу присваивается чин младшего сержанта, Лыкову Матвею Никитовичу – чин подпрапорщика, Осокину Тимофею Захаровичу – чин каптенармуса, Андреянову Трифону Кузьмичу – капрала.

Лёшка сделал паузу и выделил последнюю часть приказа:

– За особый героизм, проявленный при взятии укреплённой Перекопской линии, барабанщик отдельной особой команды егерей, рядовой Гусев Сергей Владимирович удостаивается производства через чин и сразу же в фурьеры! Поздравляю вас, господа унтер-офицеры, с производством!

– Рады стараться, ваше благородие! – грохнул в ответ хор голосов.

Тридцать шесть егерей команды грузились в гавани Кафы ровно по девять человек в каждый из галиотов. В сопровождении до устья Дуная им был представлен новый, недавно сработанный на Азовских верфях 36-пушечный фрегат и галера. Русский флот уже выходил в свободное плаванье в ранее закрытое для него Чёрное море.

Встречи с неприятелем на море можно было теперь уже больше не опасаться и четвёртого сентября, за день до выхода второй армии на свои зимние квартиры, отряд в шесть вымпелов взял курс на запад. Ему предстояло пройти вдоль всего южного берега Крыма, а потом пересечь открытую часть моря и, не прижимаясь, как прежде, к берегам, пройти в устье Дуная. Ну и дальше уже двигаться по самой реке вверх.

На борту галиота «Дунаевец» был всё тот же капитан Кунгурцев со своей командой, старавшейся не показываться по возможности на глаза барону. Обида ими забыта не была, ну а немец, казалось, на это вовсе не обращал никакого внимания и вёл себя как ни в чём не бывало. У барона вообще, как видно, было превосходное настроение, и он просто фланировал по палубе, любуясь на проплывающие мимо красоты.

Вот проплыла мимо Коктебельская бухта. С моря было прекрасно видно то место, где команда, когда-то вела последний бой, прикрывая высокие тайные переговоры с татарскими мурзами. Здесь погиб егерь Ильюха, и был сильно посечён Ваня Кнопка. Сам он за эти полтора месяца уже весьма оправился от ран и тоже, как и все смотрел на проходящий мимо высокий каменистый берег, поглаживая свою раненую руку.