Вас зовут «Четверть третьего»? - [7]

Я говорил только о вероятности. Так вот, нам было необходимо накопить как можно больше наблюдений, чтобы на основании всей этой работы перейти к выработке «рефлекса времени». Мой Иван окончательно успокоился. Он приходил утром в лабораторию, садился в кресло на платформе, сам закрывал экранирующую сетку и надевал шлем с электродами. По вечерам мы подолгу сидели в моей домашней лаборатории.

Я рассказывал Никифорову о всяких премудростях нашей работы.

Мне казалось, что он усваивал все очень хорошо. Просто превосходно. Я не мог не радоваться, глядя на него. Временами на Ивана что-то нападало, он мрачнел и просил прекратить эксперименты. На время, конечно. Потом его настроение улучшалось, и мы возобновляли работу. Правда, такие случаи были редкими, и я совсем не мог предполагать, к чему они приведут в дальнейшем. Но не буду забегать вперед. Вам ведь нужно все по порядку, с самого начала до самого конца. Не правда ли?

Итак, наша работа, хотя и медленно, но подвигалась. Мы намеревались вскоре переходить к окончательной обработке данных и начать практически выработку рефлекса времени. Он наступил, тот злосчастный день, когда, собственно, и началось знаменитое «Дело Никифорова».

В этот день меня пригласили к генеральному директору фирмы.

Вы ведь знаете господина Цизе.

Впрочем, кто теперь не знает господина Цизе!

После этого скандала! Я вошел в его кабинет. На кирпичной штукатурки, по современной моде, стене висела громадная картина. До сих пор я не могу сказать, что было нарисовано на этой картине; меня поразило огромное красное пятно в центре полотна. Взглянув на пятно, я почему-то забеспокоился.

Господин Цизе предложил мне сесть. Я остался стоять. Ведь он с самого начала предупредил, что разговор будет коротким. Я стоял против большого, заставленного какими-то коробками стола генерального директора. Цизе снял очки, постучал ими по столу и довольно мягко сказал:

— Господин профессор, должен вас огорчить. Фирма вынуждена закрыть вашу тему по этому «рефлексу времени» и прекратить ее финансирование. Поверьте, мне искренне жаль. Жаль ваши труды и наши затраченные деньги. Но… Я сделать ничего не могу. — Господин Цизе поднял палец куда-то вверх. Они там решили, что ваша работа ничего не даст бундесверу. Военное министерство…

— Простите, — прервал я его, — при чем здесь бундесвер и военное министерство? Ведь, «рефлекс времени» не имеет отношения ни к обороне, ни вообще к войне…

— Именно поэтому они и закрыли тему.

— Ведь «рефлекс времени» можно использовать для того, чтобы исключить механические часы из нашего обихода! Часы — это же такой ненадежный механизм!.. Часы — это…

Господин Цизе остановил меня и сказал с какой-то горькой усмешкой.

— Вы забываете, профессор, что господин министр… Он… Совладелец двух основных компаний по производству часов. Надеюсь, теперь вам все ясно? Желаю вам успехов, профессор, в работе над другими темами.

— Я буду работать над «рефлексом времени» самостоятельно.

— Не рекомендую.

— Разве вы не хотите бороться? Ведь осуществление проекта принесет вам и вашей фирме большой доход…

— Но, прежде чем мы получим доход, нас разорят дотла. К сожалению, капитал нашей фирмы составляет лишь четверть капитала каждой из этих двух часовых компаний. Нас проглотят вместе с «рефлексом» и прочими потрохами.

— И все же я буду сам…

— Это ваше дело, — улыбнулся господин Цизе, — но я вам не советую. До свидания, господин профессор.

— До свидания, — ответил я машинально и направился к выходу.

Когда я закрывал дверь, мне снова бросилось в глаза это кровавое пятно на картине.

— До свидания, — еще раз повторил я и захлопнул дверь.

Я пошел к своей машине, ехал по улицам, поднимался в лабораторию, ходил по помещениям, а за мной неотступно следовало это красное пятно, и не проходило связанное с ним беспокойство.

Только перед вечером я все понял. Эти господа из министерства… Им подавай гамма-лучи! Смертоносные гамма-лучи. А здесь какие-то альфа-ритмы. Совсем мирные альфа-ритмы. Мирные!

И никак их не приспособишь на пользу бундесверу. Эти альфа-ритмы! Альфа-ритмы… Ими не убьешь.

7. Вас зовут Четверть третьего

(рассказывает И. М. Никифоров)

Вначале у профессора дело не ладилось. То ли я не поддавался, то ли он где-то там ошибся, но у него ничего не выходило.

Мне работа нравилась. Сиди себе в кресле, посапывай, а профессор со своими лаборантами носятся, как угорелые. Восемь отсидел, свет — чик-чик выключил и домой. Дома, правда, тоже приходилось работать, но я не протестовал. Дело не трудное, работа не пыльная, денег платят кучу. Это вам не мешки в порту таскать. Если говорить откровенно, я и не хотел, чтобы быстрее выходило. Все закончится, и меня снова выставят на улицу. А тут солдат спит, служба идет, доллары капают. Подольше бы капали…

Но однажды профессор пришел домой чернее тучи. Он заперся в кабинете и не пускал к себе никого, даже фрау Гросс. В этот день, вернее, в этот вечер, мы не работали. Я сидел с фрау Гросс в гостиной и болтал о разной всячине. Она говорила, что скоро будет рождество, я мечтал об автомашине, и все такое.

Поздно вечером, почти в полночь, профессор вышел из кабинета и заявил, что завтра мне в институт ехать не нужно. Тему его закрыли, денег больше не дали. Поэтому он может предложить мне зарплату вчетверо меньшую, чем раньше, и работу только по вечерам.