Вас невозможно научить иностранному языку - [4]

Это как если бы вас обучали плавать, время от времени подводя к старой ржавой ванне, на дне которой плещется сантиметровый слой мутной водички. Вы можете годами и десятилетиями выслушивать самые разнообразные лекции о свойствах этой воды, даже робко прикасаться к ней своим пальчиком либо пытаться попробовать ее ногой или другими частями вашего желающего плыть тела, получая за эти попытки – за энтузиазм, с которым вы их делаете – более или менее утешительные отметки – процесс, имеющий, конечно, в зависимости от фантазии и умения учителя, потенциал быть интересным и увлекательным, но не научающий и не могущий научить вас плавать. Не могущий, даже если эту ванну с различной степенью периодичности чистят, а иногда и предпринимают «радикальные», прямо-таки «революционные», меры – такие, например, как обещания – под восторженные рукоплескания «методистов» – довести уровень воды на ее дне до полутора или даже двух – какая новизна и смелость! – сантиметров и запустить туда пару-другую игрушечных корабликов!

Ученики этого не могут понимать, хотя большинство из них интуитивно чувствуют, что тут что-то не так, что не так уж все гладко в датском, так сказать, королевстве, поскольку, несмотря на их первоначальные честные усилия следовать алгоритму изучения иностранного языка, задаваемому школьной программой и преподавателем, они упираются в глухую стену. Весь их жизненный опыт, не очень богатый опыт, конечно, но все-таки опыт, вся их интуиция говорят, что любая честная работа должна приносить хоть какие-то плоды, хоть какие-то ощутимые результаты, хоть какое-то продвижение вперед, но в случае с иностранным языком эта работа почему-то ничего кроме изматывающего – словно в вязкой, липкой глине – топтания на месте и разочарования не приносит.

Не в состоянии винить в своей неудаче систему, которая для них всегда вне критики (ибо создана эта система существами для детей полубожественными, не могущими сознательно обманывать, – взрослыми!), они винят в этом того, кого безбоязненно могут винить – себя, поощряемые в этом – тайно и явно – учителями. Поначалу смутное и неоформленное чувство вины с годами – бесплодно-мучительными школьными годами! – превращается в твердую уверенность, с которой большинство уже не расстанется никогда: виноват я! моя глупость! я неспособен! Да, происходит именно это: поддаваясь беспощадному давлению системы, дети во всем винят самого беззащитного – себя. Проходят годы – те самые воспетые в песнях «школьные годы чудесные», во время которых блестящие, доверчивые, широко открытые всему новому глаза детей все больше и больше начинают подергиваться тусклой поволокой недоверия к школе и учителям, и первые ростки цинизма пускают свои ядовитые корни в их маленьких и пока еще горячих сердцах…

Учителя участвуют в этой некрасивой игре по разным причинам. Многие в силу своей природной – вообразите себе – и такое возможно! – ограниченности и косности, не понимая того, что происходит, многие – махнув рукой на всё и вся, добровольно став частью порочной системы и отдавшись на волю мутных волн всепоглощающего конформизма. Так или иначе, они никогда не признаются ученикам – даже если это и понимают, – что дело тут вовсе не в «идиотизме» детей, а в нечестном поведении взрослых.

К тому же эта и без того неприятная для всех участников игры ситуация усугубляется острейшим чувством собственной языковой неполноценности у учителей, которые достаточно слабы в разговоре на иностранном языке и в понимании его на слух (у многих практическое владение разговорным языком вообще находится на нуле). Им постоянно кажется, что их вот-вот в этом прилюдно и с безобразным скандалом разоблачат, и чисто бессознательно они концентрируюся на более безопасных для себя областях – грамматике и чтении, в рамках которых учителя чувствуют себя достаточно уютно и уверенно, пресекая в зародыше любые попытки – намеки на попытки! – учеников выйти за эти рамки…

У некоторых учителей иногда прорывается-таки протест, и они вздыхают, жалея, впрочем, главным образом себя и свои напрасно загубленные в школе годы, и говорят нечто невнятное – случается, что даже прямо в классе ученикам – о том, что иностранный язык надо изучать совсем по-другому. Что ржавая ванна с лужицей на дне – это не то место, где можно научиться плавать. Эти честные импульсы, впрочем, очень быстро подавляются проговорившимися – «Жить-то надо – все так делают!», – и продолжается рутинный каждодневный обман, превращающийся скоро в естественную среду учительского обитания, вне которой учитель начинает чувствовать себя так же неуютно, как рыба на раскаленной сковородке.

Твердая вера в то, что в области изучения иностранных языков вы полный и законченный идиот, продолжает сопровождать вас – всех нас, за исключением редких счастливчиков! – на протяжении всей вашей жизни – единственное, в чем наша школа безусловно преуспела. Впрочем, хваленая американская школа, выше крыши засыпанная долларами, находится не в лучшем положении…

Так системная трясина откровенной лжи и припудренной «благими намерениями» полуправды засасывает всех – и учеников, и учителей, и трудно сказать, кто является здесь большей жертвой – дети или взрослые. Лично мне больше жалко детей, хотя я вполне понимаю и ситуацию, в которой находятся взрослые. Но у детей – в отличие от взрослых – нет выбора: если учитель может уйти в дворники, в таксисты с философическим уклоном, в поэтически настроенные трактористы широкого профиля, в космонавты или просто буддистские монахи седьмого дана, то бедный ученик никуда не может уйти. Ученик – существо подневольное. Невидимыми, но от этого не менее прочными цепями прикован он к своей постылой парте! Он каждый день гибнет, штурмуя неприступную для него высоту иностранного языка, а безжалостный генерал-учитель все посылает и посылает его в лобовую атаку с одной только тощенькой авторучкой в руках на крупнокалиберные пулеметы модальных глаголов, колючую проволоку прошедших времен и стальные надолбы безличных конструкций…