Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков - [19]

Шрифт
Интервал

По первому вопросу мы должны сделать еще несколько замечаний. Нам могут сказать: положим, что эпизодический рассказ о Спес есть бродячая сказка, приуроченная к Варягу [230] Торстейну Дромунду, но рассказ о его мести за скальда Греттира и о совершении этой мести именно в Константинополе не имеет внутренней связи с романтическим, сказочным эпизодом и засвидетельствован достаточно в своем чисто историческом характере ссылкой на Стурле Тордсона, помещенной в конце саги и отдельного сказания (tháttr). Но судья (lögmadhr) Стурле Тордсон жил в конце XIII столетия (умер 1284), и его замечание о Греттире, которому досталась мало завидная, хотя и совершенно исключительная судьба быть отомщенным в Миклагарде, основано, очевидно, на знакомстве с устной или с первоначальной письменной редакцией Греттировой саги: ибо, не будь саги, как Стурле мог чрез 150 лет знать о таком частном факте? Отсюда можно заключать только о существовании двух редакций Греттировой саги и об очень позднем происхождении той редакции, которую мы имеем, то есть, с присоединением не только сказочного эпизода, но и учено-литературных соображений или замечаний. Характер литературной редакции или даже сочинительства вообще не чужд Греттировой саги, по крайней мере, той ее части, которая только и важна для нас. Несомненно, знакомство ее составителя не только с устными преданиями, но и с другими сагами. Уже рассказ о прибытии Торстейна Дромунда в Царьград и о встрече его с Онгулом сильно напоминает встречу другого Торстейна с его противником Гестом также среди Вэрингов в Миклагарде, и это сходство было бы, вероятно, еще сильнее, если бы Вига-Стирова сага дошла до нас не в такой новой, по памяти восстановленной редакции (см. выше стр. 189). Мы не относим вполне этого сходства на счет восстановителя Вига-Стировой саги по двум соображениям: 1) потому что Греттирова сага не была издана во время Арне Магнусона, и 2) потому что не в этом только случае замечается зависимость Греттлы от других саг. Она несомненно позднее по своему происхождению саги о Гаральде, ибо последняя ничего не знает о ее героях и о Дромунде, будто бы находившемся в таких близких дружеских отношениях к норвежскому принцу. Зато никак нельзя отрицать знакомства у автора Греттлы с Гаральдовой сагой. На основании этой последней сделаны хронологические, почти ученые [231] замечания, приведенные нами выше с намерением. [42] Все основано здесь на расчете времени, протекшего от битвы при Стиклестаде (1030 г.), после которой Гаральд удалился сначала в Гардарику, а потом в Миклагард, до смерти короля Магнуса в 1047 году. Убийство Греттира по саге относится к 1031 году, прибытие Торстейна Дромунда в Миклагард и месть над Торбиорном Онгулом, по-видимому, к 1033 или 1034 г. [43] Чрез 11 лет, то есть в 1044 или 1045 году, Гаральд, по саге, возвращается в Норвегию. Это, положим, вполне соответствует исторической действительности, но только спрашивается: как народная память, предполагаемая хранительница саг до их письменной, очень поздней редакции, удержала такие искусные и точные хронологические подробности? Несомненно, повторяем, ученое соображение данных Гаральдовой саги с каким-либо хронологическим руководством (книжка Ape Фроди?) или с собственною ученою памятью саго-составителя. Точно так же на основании знакомства с Гаральдовой сагой сделана заметка о большом числе Скандинавов, отправившихся в Миклагард и сделавшихся там Вэрингами при Михаиле Каталаке. В первой части своей статьи мы почти повторили ошибку, которую все делают, придавая словам Греттлы, сюда относящимся, самостоятельное значение, находя здесь свидетельство о более частых, чем прежде, поездках Скандинавов в Византию (С. А. Гедеонов и Α. Α. Куник). Между тем, здесь просто говорится в однократном смысле и в однократном глагольном виде: ео tempore complures Nordmanni Miklagardum profecti, ibi militiae nomina dederunt, и разумеются спутники Гаральда Норвежского. [44][232]

Сказанного достаточно о Греттировой саге. Позднее происхождение ее также, несомненно, как и поздняя письменная редакция, всеми относимая к концу XIII или началу XIV века. [45] После того, что мы прибавили к этому от себя, мы не считаем возможным сколько-нибудь опираться на таком источнике. Более к нему мы не воротимся.

Обращаемся к Гаральдовой саге и к подвигам этого предводителя Вэрингов в сицилийском походе. Эти подвиги, по /403/ всем редакциям, состояли в завоевании четырех городов и всякий раз посредством новой военной хитрости. Первый город взят посредством птиц, которые имели свои гнезда в городе и были наловлены в лесу, куда они летали для добывания пищи. К спинам этих птиц прикреплены были сухие смолистые сучья соснового дерева, намазанные воском и серой, и потом с одного конца воспламененные. Птицы полетели в свои гнезда и зажгли город; жители испугались, вышли и стали просить мира и прощения за свои дерзкие речи, произнесенные ранее против императора, и потом сдались (Heimskringla, гл. 6). Давно замечено сходство и тожество этого рассказа с известным взятием Искоростеня русской княгиней Ольгой, и даже тут находили какую-то опору для норманнского происхождения Ольги. Д. И. Иловайский, опровергая такой вывод, заметил, что то же самое рассказывается о Чингиз-хане. Но указание на Чингиз-хана ничего не объясняет, потому что он мог


Еще от автора Василий Григорьевич Васильевский
Печенеги

В конце IX века в восточноевропейские степи из-за Волги нагрянул кочевой народ, доселе в тех краях неизвестный. Кочевники дошли до Крыма, оттеснили за Дунай венгров и по-хозяйски распространились на огромной территории между Русью на севере и Византией на юге. Около двух веков наводили они страх на придунайские народы, разоряли русские города и заставляли трепетать византийцев. Но 29 апреля 1091 года весь этот народ, как написала византийская принцесса Анна Комнина, «превышавший всякое число, с женами и детьми погиб в один день».


Рекомендуем почитать
Неизвестная революция 1917-1921

Книга Волина «Неизвестная революция» — самая значительная анархистская история Российской революции из всех, публиковавшихся когда-либо на разных языках. Ее автор, как мы видели, являлся непосредственным свидетелем и активным участником описываемых событий. Подобно кропоткинской истории Французской революции, она повествует о том, что Волин именует «неизвестной революцией», то есть о народной социальной революции, отличной от захвата политической власти большевиками. До появления книги Волина эта тема почти не обсуждалась.


Книга  об  отце (Нансен и мир)

Эта книга — история жизни знаменитого полярного исследователя и выдающе­гося общественного деятеля фритьофа Нансена. В первой части книги читатель найдет рассказ о детских и юношеских годах Нансена, о путешествиях и экспедициях, принесших ему всемирную известность как ученому, об истории любви Евы и Фритьофа, которую они пронесли через всю свою жизнь. Вторая часть посвящена гуманистической деятельности Нансена в период первой мировой войны и последующего десятилетия. Советскому читателю особенно интересно будет узнать о самоотверженной помощи Нансена голодающему Поволжью.В  основу   книги   положены   богатейший   архивный   материал,   письма,  дневники Нансена.


Скифийская история

«Скифийская история», Андрея Ивановича Лызлова несправедливо забытого русского историка. Родился он предположительно около 1655 г., в семье служилых дворян. Его отец, думный дворянин и патриарший боярин, позаботился, чтобы сын получил хорошее образование - Лызлов знал польский и латинский языки, был начитан в русской истории, сведущ в архитектуре, общался со знаменитым фаворитом царевны Софьи В.В. Голицыным, одним из образованнейших людей России того периода. Участвовал в войнах с турками и крымцами, был в Пензенском крае товарищем (заместителем) воеводы.


Гюлистан-и Ирам. Период первый

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы поднимаем якоря

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Балалайка Андреева

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.