Варяги - [76]
— Но прошлый раз с ними круто обошлись, — не сдавался Радомысл.
— Ну не дурило ли ты, а? Припомни, тогда бодричи граду угрожали. А теперь Рюрик в Ладоге смирно сидит. Олелька помрёт, другого выкрикнут, так чего ради шум? Вороги нападают, что ли?
— А всё едино не так, — сжал кулаки Радомысл. — Ну да ладно, пойдём робить...
Посаженный старейшина Олелька умирал тяжело. Жилистое высохшее тело никак не хотело расставаться с жизнью.
Проваливаясь на короткое время в тяжёлый сон, Вадим, как от толчка, просыпался, торопился в горницу. Заслышав шаги сына, Олелька чуть слышно шептал, морщась от накатывающей боли в груди:
— Жив я ещё, жив, — и в изнеможении закрывал глаза.
Вадим страшился смотреть на его лицо. Казалось, на ложе лежит кто-то чужой, незнакомый и страшный. А властный отец, которого он побаивался и которому подчинялся с первого слова, куда-то исчез. От отца в лежащем на ложе старике ничего не осталось.
— Жив ещё... Измаялся ты со мной. Потерпи. А пока сядь... Хочу молвить чего за жизнь... Разговор... долгий будет. Дом веди... как я вёл... Торговлю... со старыми. Поладь с Рюриком...
— С Рюриком, батюшка?
— Я ж... сказал... Добыча у него всегда будет... И продавать он её будет... Пусть тебе...
— Но он...
— Знаю... В Новеград не пущай... Пока дружина у тебя... Князем он не станет... Не хозяин... Ушкуйник... Силой полезет, гони... Милославу в град пустите... Нашей земли... Люди не поймут... Больше полста воинов не пущай... Об этом со старейшинами говорить буду... Рассветёт — позови... Пора...
— Батюшка, не хотел молвить, но старейшины к Блашко тянут. Его на место посаженного прочат.
— Пусть их... — после долгого молчания прошептал Олелька. — Лучше бы другой... Поздно... Сговорились... Блашко... Он Рюрика приглашал... Смотри Новеград... Рюрика не пущайте... Да не о том я хотел... с тобой... Погодь, передохну...
В горнице наступила тишина. Вадим даже дыхание сдерживал, чтобы не потревожить отца, смотрел в пол, чутко ловя ухом малейшие изменения в хрипах умирающего. В голове молотом стучали два слова: «Смотри Новеград... Смотри Новеград...»
— Людмилу привечай... — заговорил вновь отец. — Береги. Не обижай... Она добрая жена... Дети будут — учи, наставляй... Честь блюдите... и род наш... Жёсткого сердца ни на кого не имей. Со Стемидом... нехорошо я... Прогневил богов... Обидел он меня. Давно было... Вот и расплата...
— О чём ты, батюшка?
— Непотребной крови не лей, — с трудом повернул Олелька к нему чужое лицо. — Кровь кровью отзовётся... Ладно, иди... Позови старейшин... Потом доскажу...
На беседе посаженного со старейшинами Вадим не присутствовал. Ввёл их в горницу, рассадил по местам, хотел остаться, но отец молча, глазами, указал: выйди, мол, за дверь. Разговор был долгим. Наконец старейшины вышли, и Вадим видел, как гордо нёс голову Блашко. Значит, батюшка согласился на его посадничество.
Вадим заглянул к умирающему. Отец смотрел на него, не узнавая. Потом глаза его стали осмысленными.
— Живи... сын... — услышал Вадим. И это были последние слова посаженного старейшины Олельки. Судорога прошла по его телу, дважды высоко поднялась грудь. Олелька затих. Навечно.
Вадим выбежал из горницы. В хоромах поднялся переполох.
Гадал Щука: что-то будет? Конечно, Новеград долго без головы жить не станет, перелаются, но посаженного выберут. А вот как Рюрик себя поведёт? Не попрёт ли с дружиной в Новеград?
Муторно на душе у воеводы. Не вовремя боги прибрали к себе Олельку. Вроде бы и чужим он был Щуке, но пусть бы ещё пожил. С Рюриком хитрил-играл не без прибыли себе и Новеграду. Об игре той посаженный со Щукой словом не перемолвился, но Рюрик к Новеграду поохладел, не рвался явно. Так ли нынче будет — неведомо. А ведать надобно. Потому и заторопился Щука с полученным известием к воеводе.
Рюрик от той вести тоже поскучнел. Молча подошёл к столу, наполнил два кубка густым, розового цвета вином.
— Пусть душа старейшины Олельки радуется и веселится в верхнем мире, — сказал торжественно-сумрачно, плеснул из кубка в горевший очаг, остальное медленно выпил. Щука последовал его примеру.
Помолчали.
— Не обижаются ли, воевода, твои новые дружинники на тесноту, не холодно ли в избах? — спросил Щука, надеясь, что Рюрик проговорится. — Рубили-то второпях...
— Снеульвова дружина? — переспросил Рюрик, скользнув по воеводе отсутствующим взглядом. — Не жаловались... — и опять умолк.
«А может, прямо спросить? — раздумывал воевода. — Ежели стороной, вокруг да около — не проговорится, не лыком шит. Но разумно ли прямо в лоб?»
— Теперь новеградцы другого посаженного выбирать станут? Или выбрали уже? — прервал сумятицу воеводских мыслей Рюрик.
— Вестимо. Без посаженного Новеград жить не станет, — твёрдо ответил воевода. — Думаю, новеградцы то дело уже порешили. Заутро вестник сказывал, будто вече собирались на другой день после тризны сзывать. То, значит, позапрошлый день было...
— А не говорил ли вестник, кого в посаженные метят?
— Того не ведаю, воевода. Вестник сам не знает. Его ко мне воевода новеградский Вадим прислал...
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор романа, писатель-коммунист Альва Бесси, — ветеран батальона имени Линкольна, сражавшегося против фашистов в Испании. За прогрессивные взгляды он подвергся преследованиям со стороны комиссии по расследованию антиамериканской деятельности и был брошен в тюрьму. Судьба главного героя романа, коммуниста Бена Блау, во многом напоминает судьбу автора книги. Роман разоблачает систему маккартизма, процветающую в современной Америке, вскрывает методы шантажа и запугивания честных людей, к которым прибегают правящие круги США в борьбе против прогрессивных сил. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Привет тебе, любитель чтения. Не советуем тебе открывать «Реквием» утром перед выходом на работу, можешь существенно опоздать. Кто способен читать между строк, может уловить, что важное в своем непосредственном проявлении становится собственной противоположностью. Очевидно-то, что актуальность не теряется с годами, и на такой доброй морали строится мир и в наши дни, и в былые времена, и в будущих эпохах и цивилизациях. Легкий и утонченный юмор подается в умеренных дозах, позволяя немного передохнуть и расслабиться от основного потока информации.
Эта книга — повесть китайского писателя о «культурной революции», которую ему пришлось пережить. Автор анализирует психологию личности и общества на одном из переломных этапов истории, показывает, как переплетаются жестокость и гуманизм. Живой документ, написанный очевидцем и участником событий, вызывает в памяти недавнюю историю нашей страны.
Украинский прозаик Владимир Дарда — автор нескольких книг. «Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.
Император Александр III, поздравляя Матильду Кшесинскую в день её выпуска из Санкт-Петербургского театрального училища, пожелал: «Будьте украшением и славою русского балета». Всю жизнь балерина помнила эти слова, они вдохновляли её на победы в самых сложных постановках, как вдохновляла её на нелёгких жизненных рубежах любовь к сыну Александра III, цесаревичу Николаю Александровичу, будущему императору Николаю II. Матильда пережила увлечение великим князем Сергеем Михайловичем, который оберегал её в трудные минуты, жизнь её была озарена большой любовью к великому князю Андрею Владимировичу, от которого она родила сына Владимира и с которым венчалась в эмиграции, став светлейшей княгиней Романовской-Красинской.