Варяги - [5]

   — Кто говорит? — хмуро спросил Торгрим. Это известие более походило на правду, чем болтовня старухи Гудрит.

   — Многие. А сам старейшина тебе так ничего и не сказал?

   — Он молчит, — кратко ответил Торгрим и, твёрдо глянув в глаза товарища, отправился в дом.

Эгмунд встретил сына неестественным блеском глаз, пригласил его сесть поближе.

   — Торгрим, пришёл мой час, — с усилием прошептал он. — Все мои сыновья... кроме тебя... ушли к предкам. Отправь и меня к ним... по обычаю. Людям скажи, чтобы жили... все вместе... как раньше. Боги не велят человеку... уходить из рода, — старик задышал чаще, слова с трудом слетали с губ. — Гуннара не слушай... Он хочет перемешать роды... чтобы все... только ему...

   — Я вызову его на поединок!

   — У него... большая дружина...

   — Что мне до его дружины! У меня бедная одежда, и мне всё равно, успею ли я её износить...

   — Ты не один... Род не должен погибнуть...

Торгрим молчал. По телу старика пробежала судорога.

Дорога к Гуннару заняла весь день — преодолели три долины и два перевала. Кони устали, заспотыкались — ещё бы, Торгрим повелел дружине собраться в дорогу во всеоружии. Его сопровождали три десятка всадников. Не все могли похвастаться надёжными доспехами, но щит, шлем, меч и копьё были у каждого. Вид вооружённой дружины не должен был вызвать у конунга удивления — какой же воин покинет дом без меча?

Мучила Торгрима неопределённость: зачем едет, что скажет конунгу? Для выхода на поединок нужны веские доводы, настолько веские, чтобы сам вызов был оправданным в глазах людей долин. Смерть отца? Но старейшина не указал на Гуннара как причину своей смерти. Слухи — не доказательство, и он не может выставить свидетелей позора Эгмунда. Требование конунга распустить дружину? Но Торгрим не слышал такого требования. Гуннар может высмеять его как собирателя сорочьего крика.

И всё же он твёрдо решил встретиться с конунгом. Другого выхода не было — люди долины Тронсхеймс-фиорда ждали, что предпримет молодой ярл после смерти отца. Оставаться в бездействии — значит вызвать другие слухи, теперь уже о собственной трусости.

Каменистая дорога петляла, огибая скалы, ныряла под кроны деревьев. Дружина растянулась, ехали в молчании. Каждый думал свою думу, а выходило — общую. Поступки дружинника во власти ярла, думы же не всегда и самому повинуются. Вот и лезут, непрошенные, в голову. Стычка, поединок, битва — привычное и узаконенное дело воина. Пусть боги даруют мгновенную смерть в схватке с врагом, а не от старости у семейного очага. Но и схватки бывают разные: об одной скальды славу разнесут по земле, другая позором может обернуться. Добром ли закончится встреча ярла Торгрима с конунгом, или придётся обнажить мечи? Прибыль или бесчестье роду от такого столкновения?

К жилищу Гуннара добрались на закате дня, когда солнце готовилось уплыть за горы. Под его косыми лучами в долине серели хижины бондов. В стороне от них, на пологом холме, сгрудились строения конунгова двора. Торгрим придержал коня. Нет, память не могла изменить ему. В тот давний, первый его приезд сюда лишь небольшая часть холма была занята постройками. Сейчас же они облепили его, как репейники ленивую собаку, — густо и беспорядочно. Рядом со старым родовым домом поднялись новые, превышающие его размерами, с узкими бойницами окон, с дверьми, не способными пропустить одновременно двух человек. «Крепости, а не дома построил Гуннар, — раздумывал Торгрим. — Для домочадцев такие не нужны, наверняка дома для дружинников. Да, в них можно выдержать любой натиск. Но сколько же дружинников у Гуннара?»

В воротах преградила путь Торгриму вооружённая стража — ни один род в мирное время не держит стражи у своих жилищ.

   — Кто таков и почему лезешь в чужой двор без спросу? — несколько даже лениво, но с угрозой в голосе спросил один из стражей, великан ростом, схватив за узду коня Торгрима.

   — Ярл Торгрим из долины Тронсхеймс-фиорда, — спокойно ответил Торгрим, хотя ему крайне не понравился и вопрос, и ещё более тон, каким он был задан. — Я приехал к конунгу Гуннару и хочу его видеть и говорить с ним. Почему ты держишь меня в воротах?

   — Я знаю многих ярлов, тебя же вижу впервые. К тому же с тобой дружина. — Он оглянулся и, увидев, что со двора к воротам торопятся товарищи, громче прежнего продолжал: — Может быть, ты, ярл Торгрим, замыслил напасть на нас? Разве в гости так ездят?

   — Кто ты такой, чтобы учить меня и выговаривать? — вскинулся Торгрим. — Разве я приехал к тебе? Прочь с дороги!

   — Не торопись, гневливый ярл, — не выпуская поводьев, издевательски улыбнулся страж. За его спиной грудилось всё больше людей. — Вас много, а конунг один. Не знаю, захочет ли он говорить с тобой. Может, он знает тебя так же, как и я?

Рука Торгрима потянулась к мечу. Эти люди хотят поиздеваться над ним? Он не допустит позора. Может быть, вот так же они издевались над старейшиной? Честь воина — его меч. Пусть он...

Торгрим с бешенством глянул на конунгова дружинника и встретил настороженный и одновременно вызывающий, торопящий и подталкивающий взгляд: «Давай-давай, обнажай меч...» Желание воина подтолкнуть его к схватке было настолько неприкрытым, что Торгрим мгновенно успокоился и даже улыбнулся. Через плечо оглянулся на своих и, встретившись глазами с Ульвом, громко сказал: