«Варяг» не сдается - [47]

Но, как назло, шторм распугал не только тюленей, но и браконьеров. До мыса Елизаветы миноносец не встретил ни одного корабля. Обогнув Сахалин с севера, «Бесстрашный» сбавил ход и крадучись вошел в Амурский лиман.

В начале декабря лиман представлял собой настоящий кипящий котел. Имея на входе шесть миль в ширину, он расширялся до восьми миль, а возле Погиби сужался до трех с половиной, превращая проход в узкое бутылочное горлышко. Волны Охотского моря, гонимые северными ветрами, буквально врывались в эту колбу, закручивались и неслись дальше, получив сумасшедшую энергию. Ко всему прочему можно было прибавить мокрый снег, который был не редкостью в это время года на этих широтах.

Сдав китайцев портовой администрации и загрузившись углем, «Бесстрашный», заливаемый потоками ледяной воды, покинул негостеприимный Николаевск и взял курс на юг. Через три дня он уже бороздил просторы Японского моря. Команда наслаждалась теплом и не исчезающим с небосклона солнцем.

* * *

Почти три недели «Бесстрашный» толкался на весьма оживленной линии Владивосток – Нагасаки, наблюдая за движением пароходов. За всю вахту, пока миноносец Берга ходил по Японскому морю, никаких происшествий не произошло. Каждый день был похож на предыдущий. В шесть часов утра подъем. По длинному протяжному свистку команда миноносца строилась на шканцах для смотра и переклички. Выслушав гимн, под звуки которого на мачте поднимали Андреевский флаг, Берг делал шаг вперед и, яростно жестикулируя, произносил пламенную речь про честь и долг каждого в отдельности и всей команды вместе, после чего матросы приступали к своим обязанностям: драили, чинили, грузили. Боцманы смотрели за матросами, а офицеры – за боцманами. Все были заняты и все при деле.

И только Берг каждый день с грустью осматривал в бинокль серое пустынное море. Он отчаянно искал применения своей буйной энергии и думал лишь о том, что ему срочно нужен какой-нибудь маленький подвиг. Фантазии ему хватало: захват пиратского корабля, шхуны с награбленным золотом или участие во вновь разгоревшейся японо-китайской войне. И непременно на стороне китайцев. Китайцы казались ему более симпатичными и, к тому же, практически не имели флота, а следовательно, миноносец Берга вполне мог стать их флагманом.

Берг был карьеристом, и то, что с момента его назначения прошел всего месяц, его нисколько не смущало. Пора было двигаться к очередному званию, и если можно, то перепрыгивая через ступеньку. И лучше, если это движение будет сопровождаться звоном орденов и медалей на его груди.

* * *

Шторм, не утихающий второй день, пришел со стороны Окинавы. Горизонт был похож на светящуюся паутину, мерцающую, словно рождественская елка. Гроза билась о поверхность волн и гулом растекалась над водяной гладью, волнуя и без того неспокойное море. Серое свинцовое небо давило на барометр, опуская стрелку до минимальной отметки.

За залитым дождевыми потоками окном капитанской рубки ничего не было видно, кроме серых волн, подбрасывающих миноносец, словно игрушку. Именно в такую погоду должно было произойти нечто такое, что навсегда изменит его судьбу. Берг чувствовал это, как чувствовал, что нельзя было отпускать Муромцева одного в цветочный магазин.

От назойливых мыслей о предназначении в этом мире и собственной судьбе его отвлек лейтенант Чагин.

– Ну и погода. – Макар хлопнул дверью, впуская в рубку порыв ветра. Потом стряхнул с реглана капли дождя и только после этого протянул радиограмму. – Срочно! Принят сигнал SOS.

Радиограмма гласила, что в тридцати милях к югу от них терпит бедствие японский пароход «Наканоура-Мару», имеющий на борту шестьсот пассажиров и тридцать членов команды.

«Ура!» – крикнула сущность. Но сказал он другое: жестко, как и полагается командиру. Чеканя слова, он превращал их в спасательный круг, уже брошенный им в сторону несчастного парохода.

Раскатав карту, Берг бросил взгляд на текст радиограммы, фиксируя координаты, и ткнул пальцем в сплетение островов в районе Корейского пролива.

– Здесь… Рулевой, тринадцать румбов по курсу зюйд.

– Есть тринадцать румбов по курсу зюйд, – вторил рулевой, с остервенением вращая штурвал.

Капитан снял телефон и крутанул ручку, вызывая машинное отделение.

– Машинное отделение на связи, – голос шел с помехами из-за непрекращающейся грозы.

– Говорит командир. Машинам – полный ход. Держать двадцать узлов.

– Есть держать двадцать узлов, – вторил командиру машинный унтер-офицер.

«Бесстрашный» сделал петлю и лег на нужный ему курс. В утробе что-то загудело, и бешено закрутились валы, накручивая обороты; обшивка дребезжала и готова была лопнуть. Команда кочегаров с ужасом наблюдала, как стрелка манометра ползет к красному сектору, но капитан был неумолим. Гонимый не столько состраданием к тонущим людям, сколько алчностью, он выжимал из миноносца все соки, даже не задумываясь, что при такой гонке могут не выдержать котлы, и тогда придется самим радировать всемирно известную аббревиатуру SOS.

Но Бог миловал. Котлы не взорвались, обшивка выдержала, а команда не сошла с ума. Через сорок минут бешеной гонки «Бесстрашный» вышел в намеченный квадрат. В южных широтах темнеет быстро, поэтому пришлось включить все прожектора и ревуны, подавая световые и звуковые сигналы.