Варварская любовь - [26]

До этого момента толпа казалась и без того вполне заинтересованной проповедью, но теперь все взгляды были прикованы к гиганту, который неуверенно выступил вперед. Каждый его кулак был величиной с обычную мужскую голову.

Бартелеми будет ходить меж вами, сказал проповедник. Он взыщет вашего сочувствия, чтобы мы могли продолжать нашу миссию. После чего проповедник вытащил из кармана куртки войлочный мешок и протянул его гиганту, который подошел ближе, глядя по сторонам, явно испуганный, с вытаращенными глазами, Иза заметила, что по толпе прокатились волны сострадания и тревоги.

Спокойно, мой мальчик, сказал проповедник. Полагайся на христианское великодушие этих добрых граждан.

Иза глазам своим не верила, поражаясь, что такое еще случается на свете. Люди опустошали кошельки. То, как гигант поджимал губы от страха и вращал глазами, ее растрогало. Но только когда он оказался над ней и она отдала ему несколько долларов, то почувствовала настоящий страх и не хотела знать, откуда он и какова его истинная глубина. После этого проповедник начал бесконечные наставления. Два молодых человека из автобуса молча ходили среди толпы, шепчущей молитвы. Иза приобщилась своей и повторяла ее про себя, потом стала шептать другую, только что сочиненную, не сводя при этом глаз с великана.

Вечер был дождливый, пламя на ближнем пастбище угасло, а когда нагрянула буря, засуетились насекомые и слабый стебель розы поднялся из пепла в омытые небеса, залитые лунным светом. Иза сидела на крыльце. Ливон вернулся с ручья раньше обычного. Его бдения теперь были редки и случайны, больше по привычке. Он коротко рассказал о новых исследованиях в генной инженерии, опровергших теорию эволюции и доказавших, что всякое растение или прямоходящее было изначально изобретено и потом отправлено на Землю для витрины космического магазина. Она послушала, посмеялась и ушла к себе в комнату. Свет в комнате Ливона выключился ровно через час после календарного времени заката. Самое лучшее время для здоровья, любил повторять он, и в соответствии с суточным ритмом. Она чуть-чуть подождала, а потом пошла на кухню и взяла два пакета мягкого печенья.

Когда Иза пересекла блестевшую дорогу, чтобы зайти на пастбище, отвороты ее брюк отяжелели от влаги. Один из юношей возился с костром, другой вытащил гитару и настраивал ее, бренча по струнам, потом тихо запел: «Иисус». Потом на опушке появился Бартелеми с охапкой хвороста в руках.

Привет, крикнула она, когда огонь взметнулся вверх по сухому хворосту. Человека в черном не было, только два паренька, которые ходили в толпе и предлагали спасение: один сидел на перевернутом пластмассовом ведре, другой – на табуретке.

Привет, сказали оба, и благослови вас Бог, и поблагодарили, когда она угостила их печеньем, и один запел «Для тебя…» и объяснил, что это про Галилею. Но Бартелеми сидел на ступеньках в дверях автобуса, углубился в чтение страшного вида Библии. Хотя печенье предназначалось и ему, он съел только одно, и то только когда она подошла к нему с пакетом и стала, а он смотрел на нее если не безразлично, то с легким презрением.

Меня зовут Иза, заявила она им.

А меня Эндрю, сказал гитарист; в свете костра его бледное лицо казалось смешным.

Он представил Морриса, второго юношу, потом протянул руку и сообщил: это Бартелеми. Мы в городе на неделю или около того. Мы будем служить в воскресенье, в Нижней македонской баптистской церкви. Приходите.

Приду, пообещала она. То, что вы делаете, прекрасно. Ну что ж, до свиданья.

Они попрощались, эти слишком благостные юнцы сказали ей «Господи, благослови», а гигант только посмотрел в ее сторону, чуточку дольше, но по-прежнему безразлично.

В воскресенье человек в черном, преподобный Даймондстоун – так священник его представил, провел такую замечательную и чудну́ю службу, которую Иза даже представить себе не могла: об архангелах и разрушительных силах. Изложил собственный взгляд на утрату ценностей и на путь к спасению, рассказал, как он сам, начав грешником, пришел к духовному сану. Он поведал свой сон, в котором он поднимался по узкой горной дороге в «Шевроле» с откидным верхом образца пятьдесят седьмого года.

Все пассажиры машины смеялись до колик, сказал он, так, что не могли разогнуться. И вот я поднял глаза, взглянул на дорогу и увидел, что навстречу едет черная фура, непрерывно сигналя, а мы не сбавляли скорость, и для разворота не было места. Я, сказал он, от этих сигналов проснулся и увидел архангела Михаила. И открылось мне, что должен я раздать деньги во имя Царства небесного.

Снова полил дождь, стуча по остроконечной крыше. Он продолжался и во время барбекю с коллективными песнопениями и всеобщим ликованием, которое, без сомнения, закончилось молитвами, залитыми светом звезд уже без дождя. Музыкальные инструменты и Библии прятали под одеждой, белый хлеб раскисал, соусы становились жиже, пламя шипело, как разгневанная публика в партере.

Хотя Иза пыталась маневрировать вокруг Бартелеми, он держался рядом с Даймондстоуном, который – ей не верилось, что все это наяву, – следил за ее галсами от буфета до стола и обратно до порога церкви, когда дождь лупил все сильнее, сверля ослабшую землю. Она решила уйти домой, но заметила, что гигант тоже наблюдает за ней.