Варкенские перемены - [95]

Когда репортеры попали на борт линкоров, их всех поразило, что хантеры, даже будучи тяжело ранеными, не торопились в реаниматор, а оставались в этих стальных лабиринтах. После попадания мощного плазменного пучка в голову или грудь, даже не смотря на то, что Защитники умели создавать куда более надежные средства защиты, нежели тяжелый боескафандр, люди получали очень сильные поверхностные ожоги, а это, как известно, одно из самых болезненных ранений. Ослепшие, с обугленными губами и сожженными лицами, покрытые полупрозрачными масками обезболивающего биогеля, зачастую без руки или ноги, отрезанной мощным лазером, они парили с помощью своих Защитников в воздухе в окружении таких же израненных, обожженных людей и, явно, делали что-то, быстро переходя от одного арестованного к другому. Их напарники сортировали арестованных и немедленно отправляли с поля боя на крейсера, а уже оттуда корабельными нуль-трансами в Звездный Антал.

В числе прочего Нейзер следил за тем, чтобы соблюдались все формальности ареста, ведь он только начинался с того, что хантер вставал перед подозреваемым в полный рост и предъявлял ему обвинение. После принудительного задержания на руки и ноги каждого заговорщика надевались силовые наручники и кандалы, а к боескафандру прикреплялся микрокомпьютер со специальной программой, которую называли формуляром ареста. Именно в него вносились все данные сенситивного допроса. Для Нейзера было мучительно видеть, что хантеры, которые все без исключения были его друзьями и очень близкими для него людьми, вынуждены были проводить сенситивный допрос вместо того, чтобы лечь на кушетку реаниматора, который быстро принес бы им облегчение.

Это необходимо было сделать в первые же часы только потому, что все космолетчики и космодесантники, зомбированные верховными комиссарами, в данный момент находились в бессознательном состоянии и именно сейчас с максимальной точностью можно было выяснить кто они, жертвы преступления или сознательные участники заговора, то есть преступники. Когда они очнутся, это будет сделать гораздо труднее, а альфа-контроль как раз тем и хорош, что не оставляет практически никаких следов и уже через двадцать четыре часа человек ничего не помнит, а потому даже самый опытный сенситив не сможет выудить из его сознания никакой информации. Ну, а жетоны хантеров, их татуировки, да, ещё кое-какое оборудование для осуществления ускоренного менторайтинга, давали возможность дознавателям-сенситивам извлечь всю информацию из памяти задержанных и внести её в формуляр ареста, на основании которого суд будет принимать свое решение. Подойдя к хантеру, лицо, голова и верхняя часть груди которого были обожжены выстрелом из энергопульсатора чуть ли не до костей, Нейзер спросил его с болью в голосе:

– Как тебя зовут, дружище?

Вместо хантера, оставшегося вдобавок ко всему без своих напарников, ему тонким голосом ответил Защитник, которому досталось ничуть не меньше, чем его другу и симбионту:

– Мелисса О'Хара, Нейзер. Это Мелисса, босс.

Нейзер глухо застонал и сказал:

– Мел, девочка моя, прости, но тебя невозможно было узнать. Тебе многих осталось допросить?

Защитник Мелиссы, – Шарки, не смотря на свои собственные раны, всё-таки смог создать для неё удобный кокон из которого была видна только верхняя часть туловища сидящей в нем женщины, раны которой были покрыты толстым слоем прозрачного, голубого биогеля. Она выпростала из кокона свою правую руку и показала Нейзеру четыре пальца, а Шарки доложил ему своим тонким, срывающимся голосом:

– Мы уже заканчиваем, Нейз. Скоро я отнесу мою Мелиссу в реаниматор.

В этот момент здоровенный парень, облаченный в боескафандр, очнулся. Он был сенситив-коммандос и уже потому был опасен даже будучи скованным по рукам и ногам. Этот тип, не имея возможности броситься на них, быстро извлек из какого-то тайника здоровенную дуру-бомбу размером с двухсотлитровую бочку и включил сенситивный взрыватель. Однако, из этого у него ничего не получилось, так как Роджер мигом зашвырнул её далеко в космос. Нейзер, в сердцах, сорвал с его головы шлем, залепил пощечину и навесил на шею ошейник покоя, который моментально вколол ему сильную дозу снотворного. Мелисса, очаровательные, карие глаза которой выгорели дотла, видела всё своим сверхзрением. Она расцепила обугленные губы и прохрипела:

– Нейз, старина, прости. Задумалась.

Сенситив-коммандос, преодолевая сон, наваливающийся на него тысячетонной глыбой, хрипло прорычал ему:

– Эй, ты, трусливый подонок, давай выйдем куда-нибудь и поговорим по-мужски, один на один.

Нейзер вздохнул и сказал ему в ответ:

– Извини, парень, не могу. Мне не за что убивать тебя.

Снотворное, наконец, подействовало и верзила отключился. Его физиономия, искаженная ненавистью, быстро разгладилась и сделалась симпатичной, приветливой и даже какой-то веселой. Только тут Нейзер обратил внимание на то, что на него нацелена камера, а Мозес Хефрен что-то наговаривает в крохотный микрофон. Посмотрев на него с вымученной улыбкой, Нейзер воскликнул:

– Моз, дружище, рад видеть тебя! А скажи-ка мне, старина, ты только снимал всё это или гнал прямиком в эфир?