Вариант «И» - [156]

Первый:

«Резонный вопрос. Пока могу ответить лишь вот что: по моим наблюдениям, политика своеволия идет, как ни странно, не столько от сознания силы, сколько от стоящей перед властями необходимости подчеркивать, что они у власти по праву сильнейших и мудрейших. Иными словами, как бы это ни казалось смешным – от республиканского строя. Власть имущим гораздо легче, когда они эту власть получают, как говорится, по божественному праву. Когда не надо проводить предвыборных кампаний и обороняться от собственного ближайшего окружения. И если – предположим на минуту – в России реставрируется монархия – не самодержавная, конечно, а нормальная современная демократическая монархия, именно так, – то ожидать с ее стороны агрессивности, я полагаю, не придется: не будет борьбы лозунгов, поскольку не будет схватки претендентов на высший пост, ее заменит закон о престолонаследии. И если новый монарх поднимет знамя с надписью «Благополучие планеты», то не окажется никого, кто был бы вынужден провозглашать другие призывы. Вот так это мне представляется».

Сварливый:

«Вы желаете России прямо-таки бесконечного добра: сперва ислам, а потом еще и короля в придачу; дай Бог ей перенести все это. Можно подумать, что вы сами происходите оттуда!»

Первый:

«В какой-то степени: мои весьма отдаленные предки приехали туда, а через несколько поколений другие предки, менее отдаленные, оттуда уехали. Но я действительно желаю ей только добра; я никому в мире не желаю зла».

Второй голос:

«И вы полагаете, что все это обойдется без большой крови?»

Первый:

«Искренне в это верю и надеюсь».

Наступившее за этим молчание на сей раз действительно обозначило конец если не разговора, то, во всяком случае, записанной его части.

Но я так и не знаю – кем были эти люди, и каким образом эта запись попала в документы нашей команды. Или – бывшей команды.

2

Отгремело, отмаршировало, отгрохотало гусеницами; откричалось бесконечное «Ура!». Понемногу опустели гостевые трибуны, хотя на площади осталось великое множество народу, для которого праздник еще только начинался. Люди всяческих служб тоже исчезли из видимости; настала для них пора перевести дыхание, расслабиться и скорее всего просто выспаться – перед тем немного позвенеть стеклом, наверное. А мы все еще медлили там же, где находились, приветствуя парад – на той же трибуне – времянке, уже опустевшей (и подлежащей скорой разборке). Сидели, предаваясь, наверное, каждый своим мыслям – сперва молча; но мысли наши, вероятно, во многом совпадали – и в конце концов мы стали обмениваться – сперва какими-то непроизвольно вырывавшимися словами, а потом и все более осмысленными репликами.

Нас было трое: Наташа, я – и все тот же каперанг в отставке Седов, он же Изя Липсис. Он и заговорил первым более или менее связно, хотя и на тему, достаточно отдаленную от нынешних проблем.

– Флаг, – сказал он, и когда мы в некотором недоумении уставились на него, повторил даже чуть рассерженно: – Ну, флаг, разве нет?

– Ну и что? – спросил я – просто, чтобы отвлечься от собственных мыслей.

– Да невыразительный флаг у России, – пояснил он недовольно. – Таких трехполосных, как зубная паста, в мире полно, каждый раз надо расшифровывать, чей это: российский или, скажем, голландский, то ли какой-нибудь Словакии или Словении… То, красное полотнище сразу бросалось в глаза – пока Китай не слямзил, и теперь пользуется. Нужна предельная броскость – как Звезды и Полосы или Юнион Джек – ни с чем не спутаешь…

– Это, конечно, проблема самая актуальная и злободневная, – сказал я, невольно усмехнувшись. – Подай прошение Государю. Хотя я и так уже краем уха слышал что-то о реформе: вроде бы полосы останутся, но от внутреннего края пойдет равносторонний треугольник – зеленый, понятно. А может, и вернемся к имперскому красному, представляешь – с золотым орлом по центру…

– И с серпом и молотом в углу, – добавила Наташа, хотя она, казалось, и не прислушивалась к нашему разговору, занятая своими мыслями.

– Скажешь тоже, – откликнулся Изя.

– А почему нет? – возразила она. – Очень подходяще, только в одном месте чуть убрать, в другом – добавить, и будет прекрасный новый символ.

– Крест и полумесяц, – тут же представил я себе эту фигуру. – И в самом деле – почему бы нет? Только не в углу, а выше – над орлом.

Мы одновременно, не сговариваясь, подняли глаза на орла, что как бы парил над символом столетней теперь уже Победы.

– В каждом прошлом обязательно отыскивается и что-то хорошее, – сказал Изя задумчиво. – Тем более для людей поживших. Вот тебе, генерал – не жалко разве России, которая уходит?

– Опомнись, хавер, – сказал я в ответ. – Куда же это она уходит? Вот она – на своем месте.

Он мотнул головой – хотел, видимо, привести какие-то доказательства того, что Россия и в самом деле уходит; перебила его Наташа.

– Подождите пока отпевать, – сказала она. – Вот лучше ты объясни нам до конца, а то я, во всяком случае, не понимаю: как ты в итоге вышел на Долинского? И на кого он на самом деле работал? Насколько могу судить, желающих сорвать избрание нынешнего Государя было немало?

Я кивнул:

– Да, хватало.