Вариант «Ангола» - [25]

Поначалу я удивился, что Гусаров не сказал матросам правды, а сообщил лишь план первоначального задания. Но потом Вейхштейн объяснил мне причины подобного шага капитана:

— Мы же сейчас в американскую базу идем. Представь, что будет, если хотя бы один матрос проболтается…

Конечно же, он был прав.

А вот нас Гусаров представил матросам как наблюдателей от Государственного Комитета Обороны, которые должны оценить поведение экипажа в походе. Так что не было ничего удивительного в том, что матросы относились к нам… сдержанно.

Кто ж любит надзирателей? Пусть бы даже и из самого ГКО…

* * *

— Слышь, Саня, — окликнул меня Данилов. — Давай вниз, на ужин зовут.

Мы спустились в теплое пространство рубки, пахнущее металлом и нагретым маслом, и Степан передал дождевик и бинокль другому вахтенному, Русакову, который уже поужинал, и теперь сменил Данилова на посту.

Кормили, кстати, на лодке отлично. Впрочем, глупо было ожидать, что у хорошего командира будет плохой экипаж, но кок Фащанов творил настоящие чудеса — даже самые простые блюда у него получались на редкость вкусными.

Вот и сегодня ужин оказался отменным, хотя "меню" и включало всего-навсего гречневую кашу, жареную рыбу, булочки с сахарной пудрой (по одной на нос) и чай (без ограничений). Правда вот Вейхштейн оценить мастерство повара не мог: с самого выхода из базы морской болезнью маялся. Лодку, конечно, качает будь здоров, и по утрам — врать не буду — никому есть почти не хочется, но Володька переносил плавание хуже всех, как мне кажется. Большую часть времени в нашей каюте проводил. Бледный стал, как утопленник, ничего не ест почти. Ну разве что бульону иногда выпивал, или еще какой-нибудь нетяжелой для желудка еды. Чего-то не везет ему пока — и на Камчатке расклеился, и тут мается…

За столом я сидел вместе с комсоставом — капитаном Гусаровым, политруком Смышляковым, инженером Глушко. Да и вообще на лодке нас с Вейхштейном устроили с изрядным комфортом, выделив пусть небольшую, но отдельную двухместную каюту по левому борту, между каютами комиссара и капитана. Пройдешь чуть вперед, то есть к носу — душевая, чуть назад, к корме — выйдешь в рубку… Конечно, тесновато, и железо кругом, но мне доводилось жить и работать в куда более скверных условиях. По сравнению с палаткой где-нибудь в сыром таежном урочище, когда одежда и постель не высыхают из-за постоянных дождей, лодка казалась вполне достойным вариантом.

Вечера проходили однообразно. Вейхштейн обычно читал, если состояние здоровья позволяло, я тоже по несколько часов проводил за геологическими справочниками. Сегодняшний вечер исключением не был — после ужина мы засели за книги, а около полуночи выключили свет, и отправились на боковую.

…Мне не спалось. Почему — непонятно. Мягко покачивалась лодка, слышались ставшие уже привычными шумы: рокотал дизель, где-то капала вода, в рубке, из которой в каюту пробивалась тонкая полоска неяркого света, едва слышно переговаривались вахтенные…

И вдруг по нервам ударил оглушительный резкий звонок!

Дзззззыыыыынь! Дзззззыыыыынь! Дзззззыыыыынь!

Я вскочил, шваркнувшись головой в койку Вейхштейна — он спал на верхней койке — а в следующее мгновение Володя тоже ссыпался на пол.

— Что случилось? — одновременно воскликнули мы оба. И так же одновременно ответили друг другу:

— Не знаю!

В отсеках уже горел свет, слышался грохот матросских башмаков — краснофлотцы занимали места по боевому расписанию.

Натянув, наконец, кофту и штаны, вбив ноги в ботинки, я метнулся было к выходу, но Вейхштейн удержал меня:

— Погоди! От нас сейчас никакого толку — давай хоть мешать не будем!

По внутренней связи разнеслась команда:

— Срочное погружение!

— Задраить рубочные люки!

— Принять балласт!

За стенками зашумело — вода врывалась в балластные цистерны. Лодка вздрогнула, заметно накренилась вперед, и начала погружаться. Я буквально чувствовал, как волны захлестывают рубку, лодка уходит в пучину, и с каждой секундой расстояние до поверхности растет.

— Носовые рули — 15 градусов!

— Носовые аппараты к стрельбе изготовить!

Я повернулся к Вейхштейну:

— Нас что, обнаружили?

— Да не знаю я!

У меня мурашки пробежали по спине. Немцев тут, само собой, быть просто не может — но что, если это японцы? Преподносить сюрпризы они умеют — в прошлом году они это здорово доказали, разнеся вдребезги и пополам целую военную базу в Перл-Харбор. Вдруг мы случайно напоролись на японский крейсер или эсминец, и он сейчас поставит точку в нашем коротком путешествии? Пусть мы с ними не воюем — но и не в мире живем, это уж точно. Да и станут ли они разбираться? Как же! В Африку собрались, да? За алмазами? А на дно морское не желаете? Сейчас отправят — прямым экспрессом!

Корпус начал поскрипывать: я не сразу понял, что это из-за внешнего давления. Вот бы знать, на какую глубину может погрузиться лодка…

Сердце оглушительно колотилось где-то в горле.

Внезапно лодка выровнялась. Мы не погружались, не двигались — ни вперед, ни назад.

Интересно, что происходит в лодке, когда рядом взрывается глубинная бомба?

— Отбой учебной тревоги, — сказала внутренняя связь голосом Гусарова.