Варфоломеевская ночь: событие и споры - [62]
У Шеро была и другая цель. Он хотел показать "безумие тех времен — трагически современный период — и ужас Варфоломеевской ночи"; он сравнивал бойню гугенотов с войной в Алжире, с германской оккупацией Франции и судьбой евреев при режиме Виши[368]. Это похвальные цели, но Шеро в итоге не столько приспособил роман к 1990-м годам, сколько создал его новую мелодраматическую версию — соблазнительную, как и произведение Дюма, но опасную в своей обманчивости.
Как изобразить свободную современную женщину? Начиная с ее первых хулителей в XVI в., затем для Мериме и Стендаля и вплоть до ее порнографических и полупорнографических изображений 1950–60-х годов имя Марго всегда означало секс[369]. Марго воплощала нимфоманию, и если вы мне не верите, обратитесь к "Petit Robert". Но для Шеро женская сексуальность — уже не повод для осуждения, а ключ к освобождению личности. Он как будто поясняет, что Марго, как и свободные современные женщины, любит секс, повсюду его ищет, и тем лучше для нее. В свою брачную ночь Марго заявляет своей фрейлине Анриетт: "Сегодня мне нужен мужчина!", и затем они обе бродят в поисках по улицам Парижа, а на заднем плане хор глухо издает еврейские созвучия. Есть нечто патетическое в этой женщине, которая, обезумев, носится по улицам в бальном наряде и небольшой маске, пытаясь сохранить инкогнито.
Правда, можно счесть эту сцену феминистской — в конце концов предметом ночной охоты для женского полового влечения является мужчина. Но внешность Марго, ее похотливый взгляд, тяжелый грим, вздымающаяся грудь и жаркое желание превращают ее в гротескную проститутку. В темном и узком переулке Марго находит своего избранника. Их диалог сводится к ее словам: "Тебе — даром", после чего он прижимает ее к стене и овладевает ею, как шлюхой. Она в восторге, и эта ночь полностью меняет ее существо. После Варфоломеевской ночи Марго и Анриетт бродят по тем же улицам, разыскивая Ла Моля среди тысяч убитых и умирающих. Подобно Флоренс Найтингейл Марго покрыта кровью, но, в отличие от сестры милосердия, она не обращает внимания на лежащие кругом трупы. Она переступает через них, пинает их и ищет одно-единственное тело, которое ее интересует.
Один половой акт превращает Марго во влюбленную женщину. Так кто же она? Свободная женщина или дешевая девка? Любви ли она ищет или, как подозревает сам Ла Моль, мести? Если зритель все еще сомневается в сущности королевы, можно вспомнить самое первое упоминание о Марго, даже до ее появления на экране, как о "шлюхе", и так же называет ее супруг во время свадебного торжества. Когда ею овладевает Ла Моль, Марго преображается. Она учится сострадать жертвам избиения и всем прочим жертвам ее матери и знакомится с добродетелями терпимости и верности мужу. Но здесь Шеро приводит в действие древнюю мужскую фантазию: сексуальные достоинства мужчины могут воздействовать на женщину по его желанию.
Шеро — театральный и оперный режиссер. Перед "Марго" его последней постановкой было "Кольцо" Вагнера к столетнему юбилею Байрейта. Неудивительно, что он ничего не оставляет воображению, и с первого же свидания между Марго и Ла Молем каждая из их любовных сцен освящена религиозной музыкой.
Но превращение Марго не объясняется и не завершается, поскольку для Шеро образ королевы-шлюхи слишком заманчив, чтобы от него отказаться. Хороший секс помог Марго открыть настоящую любовь, но зрителю постоянно напоминают о сексуальной природе Марго: муж презирает ее за это, братья обращаются с ней как с сексуальным объектом и даже пытаются совместно изнасиловать ее в присутствии матери, напоминая ей и всем присутствующим, что уже знавали ее раньше и что она все еще "шлюха в душе". У Шеро Марго играет сама с собой. Проявление ее любви к умирающему брату Карлу вновь заставляет зрителя ассоциировать королеву с кровью и инцестом.
Королева не столько превращается из шлюхи в любящую женщину, сколько подтверждает мнение XIX в., что "шлюха всегда таковой и останется". Играя кровью и спермой, сексуально ненасытная Марго являет собой карикатуру на свободную женщину, чудовище, чьи сексуальные аппетиты повторяют женоненавистнические фантазии всепожирающей, кастрирующей и неутоленной женщины. Ла Моль усиливает эти мужские страхи. В самом начале фильма его верный друг Коконас предупреждает, что Марго погубит его, как и всех своих прежних любовников. После неудачной попытки вызволить Генриха и Марго из Лувра во время их последней встречи Ла Моль спрашивает королеву, правдивы ли слухи, будто она собирает отрубленные головы своих любовников: "Говорят, смерть всегда настигает Ваших любовников; говорят, Вы запираете их сердца в золотые ларцы у своего ложа". Опасаясь за свою судьбу, он все же полон решимости влюбиться и молит Марго опровергнуть это нелепое обвинение, но Марго лишь таинственно улыбается и хранит свой секрет. Опять-таки Марго является текстом этого эпизода, а мужские тревоги — его подтекстом. Колеблясь между насилием и кастрацией, между фантазией завоевания и страхом поглощения освобожденной силой любящей женщины, эта сцена представляет совершенно мужской кризис, она взывает к зрителям-мужчинам по поводу мужских проблем над телом фетишизированной женщины.
