Вардананк - [303]

Конечно, ему было не по силам окончательно разгромить правое крыло персов. Это понимали обе стороны. Одной четверти сил врага на этом фланге хватило бы, чтобы раздавить Вардана. Казалось, что он сам добровольно бросился в ловушку и поймать его будет легко и просто. Но персов приводило в ярость то, что эта, казалось бы, легкая и простая задача, все более и более осложнялась: Вардан вырвал у цих из рук инициативу Правда, он попал в ловушку, и кольцо окружения постепенно сужалось. Но это делалось не в силу превосходства персов, а по его собственному замыслу. Это было настолько неожиданно, что Нюсалавурт не мог понять, в чем же тут дело. Вардан навязывал ему самое неожиданное, самое несложное: войну с простым народом. Это и было самым невыносимым!

Столь же невыносимым было избиение персов, которое Вардан вел с невиданным ожесточением. Три его полка разчетались, сливались, переплетались, поспевая на помощь друг другу, вклинивались в персидские ряды, трепали и мяли их, не останавливаясь ни на миг.

И, постепенно догоняя полки Дзмероца, Мамиконянов и конницу, а затем и опередив их, показало всю свою страшную ударную силу народное ополчение. Оно придало новый дух и новые силы битве Вардана. Это была битва простого народа. Она покачала, что представляет собой и на что способна боевая ярость простого народа, хотя и не обученного военному искусству, но сильного своей страстью и своей вековой ненавистью к насильникам и угнетателям.

Ополчение вырвалось вперед с такой силой, какой не ожидал даже такой много перевидавший в жизни полководец, как Вардан. Ярость и стремительность натиска ополчения передавалась и регулярным полкам. Сила нового удара была потрясающей. Всеобщее внимание привлекал Аракэл, то пропадавший в свалке, то вновь выплывавший. Его окружал образовавшийся тут же, в пылу боя, конвой соратников. Аракэл был неузнаваем. Злобно сверкая глазами, налетал он на персидскую пехоту. Он и его товарищи сшибались с персами с таким остервенением, словно перед ними были личные их враги, обиравшие лично их, бывшие виновниками их тяжелой жизни. В лице персидских воинов они били вековое насилие, вековое угнетение, они били сборщиков податей и налогов, похитителей свободы, тех, кто нес им плен, рабство, иго, кто отнимал у них землю, пищу, жизнь. Они вели свой бой, бой за себя, и вкладывали в него старую жажду мести и ненависти к поработителю, в том числе и ненависть, которую питали они к собственным князьям, также угнетавшим и обиравшим их, лишавшим их всех радостей жизни, терзавшим их отцов, их дедов. Это окрыляло воинов, воодушевляло их. Поистине страшна была эта народная ярость.

Так началось то «великое смятение», то «никогда не виданное», о чем с удивлением должны были поведать впоследствии очевидцы.

Все ширился и рос оглушающий шум битвы.

Все страшнее разгоралось великое побоище, взаимное уничтожение. Две многотысячные рати уничтожали друг друга. Сшибались щитоносные пехотинцы, копейщики, секироносцы, пешие и конные. Груды изломанного оружия и щитов, груды убитых воинов, груды убитых коней напоминали лес, по которому, все разрушая и губя на своем пути, лронесся неистовый ураган, имя которого было Спарапет. Уже был ясен избранный им тактический прием — новое слово в военном искусстве.

Мрачно глядел на все происходящее Васак. На его глазах происходило то, что было ему более всею ненавистно, то, против чего оя всегда боролся, — всенародный подвиг армян. От зрелища их страшной силы, от сознания этой силы дрожали подчиненные Нюсалавурта, побледнел Михрнерсэ, смутился Рахтанг и грыз самого себя от бессильной зависти Пероз. Васак смотрел — и не в состоянии был ни осознать, ни принять эту силу, ни примириться с нею…

Нюсалавурт, который со своим помощником Доврэджом стоял на холме и оттуда руководил сражением, также долгое время не понимал, что происходит. Ему был непонятен, его смущал маневр Вардана. Никогда не случалось ему видеть ничего подобного. Какой смысл был такому старому, бывалому воину, как Вардан, очертя голову врываться в самую гущу огромной армии, в три-четыре раза превосходящей численностью его маленькие силы? Какая польза правому и левому флангам армян от безумной атаки Вардана? Ведь им грозит неминуемое окружение и гибель!

— Хоть бы даровал мне Ормизд способность понять! — бормотал Нюсалавурт. — Понять!

— Да ведь все равно он окружен!

— А ты на побоище взгляни, на побоище!..

Нюсалавурт метался в ярости на холме, точно грузная, неуклюжая обезьяна. По его рябым побагровевшим щекам катился горячий пот, губы кривились. Не то плача, не то смеясь, он громко кричал Доврэджу:

— Ноги тебе облобызаю, только обьясни мне, что делают эти наши скоты, эта ослиная челюсть Арташир, эта падаль Дарех? Ах, чтоб вам, чтоб вам, чтоб вам!.. Отродье Ариыана, верблюжьи шкуры! — Внезапно заметив полк женщин, Нюсалавурт совсем обезумел. — Да ты туда погляди! Они женщич привели, чтобы я с женщинами сражался! — Он ударил себя кулаком по голове и заорал сипахам: — Передайте этим кучам мусора, пусть ударят, пусть сомнут женщин!

Перепуганные сипахи помчались с приказом Пюсатавурта.