Вардананк - [109]

— Значит, наши предки воевали… — в раздумье заметил Бабик.

— Так началось бытие народа. И сам прародитель наш Гайк битвой положил основание истории нашей, — подтвердила Парандзем, довольная тем, что отвлекла его мысли.

— Всегда и везде видишь этих тиранов, этих насильников! — с горечью продолжал Бабик. — Они приходят, чтоб поработить нас! Но хорошо, что наши стоят грудью за родину и каждый раз уничтожают врагов…

— Нужно было бы и Азкерта уничтожить, как Гайк-прародитель уничтожил Бэла! — вставил слово Нерсик.

— Ничего, уничтожим и его! — заявил Бабик.

Парандзем продолжала чтение. Отрывок о Шамирам и Ара Прекрасном захватил мальчиков. Парандзем пояснила, что враги часто прибегают к уловкам, к обольщению, желая во что бы то ни стало сломить армян. Необходимы мужество и чистота, чтоб противостоять обольщению.

— Самая совершенная красавица — ничто перед родиной! — говорила она. — И так же богатство, пышная жизнь и слава… Дороже всего на свете — отчизна. Она превыше всех земных сокровищ!

Нерсик всхлипнул.

— Почему же ты плачешь, родной? — сама еле сдерживая слезы, спросила Парандзем. — Не плачь, хороший мой, я все это читаю вам, чтоб помнили вы, чтоб не забыли вы меня, народ свой, язык родной…

— Но неужели мы все-таки должны ехать?! Я не хочу! Не хочу! Понимаешь, не хочу?! — громко заплакал Нерсик.

— Не плачь, родной! Ведь ты вернешься! Не останешься же ты там навсегда!.. — утешала Парандзем, обнимая его.

— Там и останемся… Не вернемся! — рыдал Нерсик.

Парандзем прижала голову мальчика к своей груди. Нерсик дрожал всем телом. У Парандзем сжалось сердце: она внезапно вспомнила, как кормила маленького Нерсика грудью, — тогда он плакал, сам не зная почему. Счастливый плач, блаженные дни! А теперь…

Парандзем взглянула на Бабика. Печально и сосредоточенно внимал он чтению, сдвинув брови и глядя в окно.

— И почему это засело у него в голове преклонение перед всем персидским, и только перед персидским? — возмущенно воскликнул он вдруг. — Персидское военное искусство… Служение персам… Неведомы ему, что ли, деяния наших предков? Чести нет у нас, не народ мы, что ли?! О чем он думает?..

— Он хочет нас сделать предателями родины! — воскликнул Нерсик. — А я в огне гореть буду, но родине не изменю!

— Так, родной. Будь верен стране родной! — отозвалась Парандзем.

— Я к Спарапету пойду на службу! Он — защитник страны! — воскликнул Бабик.

— Спарапет — великий патриот. На него уповайте! Спарапет и сына своего вызывает из Греции, чтоб он тоже защищал родину! — подтвердила Параидзем.

— Счастливец! — позавидовал Нерсик. — Вот поедем в Персию — непременно поступлю там к нему в конницу!

— Не говорите об этом при отце, бога ради! Убьет он вас!

— Пусть убьет! Лишь бы Спарапет принял меня в свой полк — и я стану его воином, как и сын его! А там пусть убьет!

— Мать! — вдруг вскочил с места Бабик. — Что же это он задумал? Отречься от родной страны?!

— Ах, Бабик, не говори об этом! Лучше мне умереть раньше, что это свершится! — воскликнула Парандзем.

— Но почему он приходит в ярость, когда мы упоминаем имя Спарапета? Что он имеет против Спарапета?..

— Он — марзпан… Он опасается за свое положение… — пояснила Парандзем.

— Но Спарапета, Спарапета за что он ненавидит? Что ему сделал наш Спарапет? — гневно настаивал Бабик.

— Спарапет — великий человек, как можно его ненавидеть?

Он защитник родины!.. Если отец ненавидит его — это большой грех. Ах, да вразумит господь и меня и вас, бедные мои дети!.. — И Парандзем, взглянув на детей, поникла головой.

Ночь текла быстро. Наутро Бабику и Нерсику предстоял долгий путь. Им надо было дать выспаться.

— Ну, лягте, усните, усните, родные мои! — сказала Парандзем, хотя ей хотелось, чтоб последняя ночь перед разлукой длились бесконечно, чтоб злосчастное утро не наступало.

— Нет, нет, мы не хотим спать!.. — сказал Нерсик, обнимая Парандзем.

Он как будто снова превратился в маленького ребенка, и это еще более разрывало сердце бедной матери. Бабик же был поглощен своими мыслями; он словно обдумывал какие-то решения.

— Не поеду!.. — решительно произнес он вдруг.

Парандзем с ужасом взглянула на упрямого юношу, вскочила с кресла. Бабик взволнованно ходил по комнате. Мать стала ходить за ним, убеждая его подчиниться воле отца, хотя и сознавала, что это принесло бы ей величайшее горе.

Наконец, мальчиков одолела усталость, и они заснули на ложе Парандзем. Дзвик укрыла их и вместе с Парандзем села у изголовья, чтоб в последний раз на них наглядеться.

Глядя на сыновей, Парандзем вспоминала разные случаи из их младенчества, вспоминала свои мечты о том, что ее дети изучат творения славнейших летописцев, поедут в Александрию, Рим, Византию, будут открывать на родине школы, поручат летописцам составить историю родной страны, сами будут творить, посвятят себя наукам… Холодность и грубость мужа она сносила безропотно, убаюкивая себя своими мечтами Теперь эти мечты развеялись: отныне она должна жить без проблеска надежды, одинокая, обездоленная и покинутая… Она, которая никогда не стремилась к близости с деспотом-супругом, избегала его! А теперь, оказывается, что она лишняя в этом доме, что ее презирает муж, сам заслуживший ее презрение.