Ван Гог. Жизнь. Том 1. Том 2 - [39]

Анна и Дорус призывали нового сотрудника «Гупиль и K°» «стать таким же умным, как Винсент».

Негласно же они отчаянно старались сделать так, чтобы во всем остальном Тео ни в коем случае не пошел по стопам своего заблудшего брата. Они поселили Тео у пастора, который заодно готовил его к конфирмации, записали в «молодежный клуб», чтобы он проводил свободное время в подобающей компании (мера предосторожности «от дурного влияния»). Они постоянно напоминали ему о необходимости посещать церковь, хорошо одеваться, есть мясо, чтобы стать сильным, и слушаться начальника. Самые же суровые предостережения касались сексуальных злоключений и непочтения к религии – тех самых ловушек, в которые попал Винсент. «Твердо держись своих принципов, – писал Дорус. – Счастье можно обрести, только следуя по пути пристойности и истинного благочестия».

Несмотря на гнетущее поначалу чувство одиночества и недовольство преподобным хозяином дома, Тео преуспевал в Брюсселе. В течение первого же месяца службы юного помощника сдержанный по натуре управляющий магазином Тобиас Виктор Шмидт в своих отчетах отмечал способности Тео к торговле предметами искусства и предсказывал ему большой успех. «Отрадно, что ты так хорошо начал», – поздравлял сына Дорус, хваля его за «отвагу». На службе Тео изучал делопроизводство, а по вечерам занимался французским. Вскоре управляющий Шмидт проникся к самому молодому из своих помощников таким расположением, что предложил переехать в его квартиру над магазином. Сравнение с бедственным положением брата не заставило себя ждать. «Ты делаешь все правильно, – писала Тео мать, – по сравнению с жизнью, которую ведет Винсент».

Возможно, Винсент и рекомендовал брату тоже вступить на путь торговца искусством, но вряд ли он мог предположить, что это произойдет так быстро и что его отправят так далеко. Решение об отъезде Тео в Брюссель, похоже, застало Винсента врасплох. «Какие отличные новости я только что узнал из письма отца, – писал он Тео накануне нового, 1873 г. – От всей души желаю тебе успеха». Вскоре радость взяла верх над удивлением. «Я очень счастлив, что ты работаешь в той же компании», – писал он спустя пару недель. С течением времени Винсент стал рассматривать переезд Тео как залог укрепления дружеских отношений, завязавшихся между братьями в Гааге прошлым летом. «Нам по-прежнему нужно многое обсудить», – писал он радостно. Демонстрируя братскую солидарность, он всячески ободрял Тео, одновременно осыпая его советами и наставлениями. Он утешал Тео в одиночестве первой поры, памятуя о собственных переживаниях; поздравлял его с первыми достижениями; сочувствовал его адской занятости на работе. В переписке он рассуждал о художниках и постоянно просил Тео рассказать ему, «что он видел и какие картины ему понравились больше всего».

Новая роль Тео воплотила мечту Винсента обрести в брате товарища, разделяющего его интересы. Вдохновленный, он встретил новый год, горя вновь обретенным трудовым энтузиазмом. Он ездил по делам службы и встречался с клиентами. Он возобновил контакты с семьей и даже стал приобщаться к светским мероприятиям, вроде лодочных прогулок в компании других квартирантов семьи Рос. И после он всякий раз хватался за перо, чтобы поделиться впечатлениями с Тео. Временами его восставшее из пепла рвение к работе граничило с лихорадочным возбуждением: радея о своем юном подопечном в Брюсселе, он стремился стать для него идеалом, примером для подражания. «„Гупиль“ – замечательная компания, – писал он Тео. – Чем дольше ты здесь работаешь, тем большего стремишься добиться».

Но решение уже было принято: Винсенту предстоял отъезд из Гааги.

Сент и Терстех, скорее всего, пришли к этой мысли накануне Рождества, когда они во время традиционного совещания обсуждали планы на будущий год. Дорус, который всегда твердо отстаивал перед «важными господами» интересы сыновей, скорее всего, тоже приложил к этому руку. К концу января Терстех сообщил Винсенту, что, «вероятно, очень скоро» его переведут в филиал «Гупиль и K°» в Лондоне. Причина перевода осталась за рамками семейной хроники и переписки. Сам Винсент либо не знал, почему его переводят, либо не захотел говорить об этом брату, ограничившись лаконичным сообщением: «Решено, что я должен уехать».

Но трудно не заподозрить связь между этим переводом и «неприемлемым» поведением Винсента. Сбившийся с пути родственник грозил дискредитировать семью, ее лучшего представителя, а возможно, и весь семейный бизнес. Вынося вердикт, Сент Ван Гог, вероятно, руководствовался и другими соображениями: в частности, натянутые отношения Винсента с родителями не могли не укрепить его сомнений относительно племянника. На фотографии, сделанной в декабре того года, Винсент выглядит помятым и раздраженным – полная противоположность энергичному и опрятному дяде и жизнерадостному младшему брату. Впоследствии сестра Винсента Лис вспоминала, что «скованность и робость всегда были помехой его работе».

Тем не менее вопрос о его увольнении не рассматривался. Это не только опозорило бы семью, но и нанесло бы огромный ущерб и без того непростому финансовому положению Доруса. Кроме того, расточительно было бы не воспользоваться бесспорным преимуществом Винсента – его уникальным знанием обширного ассортимента продукции компании. Поэтому перевод в Лондон действительно представлялся идеальным решением проблемы (здесь чувствуется хватка дальновидного Терстеха): лондонский филиал занимался лишь оптовой торговлей, галереи там не было. Поскольку клиентуру там составляли оптовые торговцы, а не частные клиенты, контакты Винсента с покупателями сводились к минимуму. А все, с кем ему так или иначе предстояло общаться, в любом случае были англичане. «Его отправили в Лондон, чтобы проверить, не будет ли ему проще общаться с англичанами», – напишет позже сестра Винсента Лис, возможно воспроизводя семейную версию событий.