Ван Гог. Жизнь. Том 1. Том 2 - [21]

Но Винсент понимал только одно: его бросили. В тот момент, когда повозка родителей скрылась из глаз, он почувствовал невыносимое одиночество. Всю оставшуюся жизнь он будет вспоминать прощание у дверей школы как один из самых душераздирающих моментов своей жизни. «Я стоял на ступенях перед школой господина Провили, глядя вслед экипажу на мокрой дороге», – писал он Тео двенадцать лет спустя. «Можно было разглядеть, как вдалеке по дороге через луга едет мокрая от дождя желтая повозка и голые деревья с двух сторон расступаются перед ней». Но в тот момент никакие сентиментальные образы не могли отвлечь его от очевидного вывода: после одиннадцати лет тщетных увещеваний не противиться семейному единению его изгнали с родного острова – пасторского дома – и отдали на волю волнам. Годы спустя он будет сравнивать свое горькое положение в Зевенбергене со скорбным одиночеством Христа в Гефсиманском саду, где Сын молил Отца о спасении.

Следующие два года в школе Провили лишь подтвердили его худшие опасения. Для чувствительного мальчика, скованного в обществе чужих и своенравного в кругу близких, нельзя было придумать испытания мучительнее, чем жизнь в школе-интернате при абсолютной эмоциональной беззащитности. Кроме того, Винсент был самым младшим из учащихся в школе, что, конечно, не облегчало его участи. Маленький рыжий новичок, с деревенским выговором, вспыльчивым характером и странными замашками, Винсент лишь глубже забился в раковину предподростковой депрессии. На закате жизни он сравнит время, проведенное в школе Провили, с заточением в сумасшедшем доме. «Каждая моя клеточка чувствует себя не в своей тарелке, – писал он из психиатрической лечебницы в Сен-Реми, – как будто я снова двенадцатилетний мальчик в школе-интернате».

Чтобы добиться прекращения ссылки, Винсент начал яростную кампанию – способ, к которому он станет вновь и вновь прибегать в будущем. Прошло всего несколько недель, и Дорус приехал в школу проведать и утешить своего несчастного сына. «Я бросился на шею отцу, – позже писал Винсент об их трогательном воссоединении. – В тот момент мы оба почувствовали, что пред нашим Отцом на небесах мы едины». Тем не менее Дорус не забрал сына обратно в Зюндерт. Следующей встречи с семьей Винсенту пришлось ждать до Рождества. Даже годы спустя его сестра Лис живо вспоминала то ликование, с которым он возвратился в пасторский дом на каникулы. «Ты помнишь, как Винсент приехал домой из Зевенбергена? – писала она Тео в 1875 г. – Какие славные были дни… Нам никогда больше не было так весело, мы никогда больше не были так счастливы вместе».

Но по окончании рождественских каникул Винсенту пришлось вернуться к каменным львам. В течение следующих двух лет Дорус навещал сына в школе, а Винсент ездил в Зюндерт на семейные торжества. В конце концов летом 1866 г. в ответ на шквал писем тоскующего сына, в которые он вкладывал всю свою сумасшедшую энергию, обиду и болезненное одиночество (впервые применяя прием, которым еще не раз воспользуется), родители уступили. Винсент мог наконец покинуть свою роскошную тюрьму в Зевенбергене.

Но не для того, чтобы вернуться домой.

Почему Анна и Дорус решили перевести сына в государственную школу имени Виллема II в Тилбурге, еще дальше от дома, – неясно: следующая ступень образования была доступна и в учебном заведении Провили.

Как и в случае с Зевенбергеном, пристроить сына в тилбургскую школу Дорусу, скорее всего, помогли семейные связи. Деньги здесь, по-видимому, тоже играли свою роль. В отличие от школы Провили тилбургская школа пользовалась привилегиями учебного заведения системы Высшей бюргерской школы (Hogere Burgerschool). Созданная по государственной инициативе, она имела целью практическую реализацию нового закона, который предписывал школьному образованию сконцентрироваться на распространении светских, буржуазных ценностей.

Хотя обучение в тилбургской школе стоило дешевле, внешний вид ее производил даже большее впечатление, чем особняк господина Провили на улице Зандвег. В 1864 г. король Нидерландов пожертвовал школе ни больше ни меньше как королевский дворец и прилегающие к нему сады в центре города. Дворец словно вышел из детских ночных кошмаров: странное приземистое мрачное строение с башнями по углам и бойницами в стенах более всего походило на тюрьму. «Диковинная крепость… чудовищный пример нелепости, к которой может привести строителя увлечение всякими сумасбродными идеями», – сообщал об этом здании путеводитель того времени.

Современное и прогрессивное учебное заведение в Тилбурге привлекло внимание многих выдающихся преподавателей. Поскольку большинство учителей работали по принципу частичной занятости, учебная программа была богата разнообразными предметами – от астрономии до зоологии – и притягивала талантливых учеников и учителей даже из таких далеких городов, как Лейден, Утрехт и Амстердам.

Однако для Винсента блестящие перспективы не имели никакого значения. Тилбург, как и Зевенберген, был для него новым местом ссылки, и только. Он еще глубже ушел в себя и сублимировал свою горечь в школьные занятия (как впоследствии сублимировал ее в творчество). В опровержение его собственных жалоб родителям, что он «абсолютно ничему не научился» у Провили, в первый класс тилбургской школы Винсент был зачислен сразу – от большинства претендентов требовали пройти подготовительный курс. Как только 3 сентября 1866 г. начались занятия, вся его неистовая энергия оказалась востребована насыщенной учебной программой, бесконечными часами голландского, немецкого, английского, французского, алгебры, истории, географии, ботаники, зоологии, геометрии и физкультуры. К слову, последний предмет, который школьникам преподавал сержант пехоты, включал в себя строевую подготовку и навыки обращения с оружием. Но, даже маршируя по Виллемсплейн вдоль зубчатых стен школы с казенным кадетским ружьем на плече, Винсент предавался мечтам о Гроте-Бек, болотных жуках и спрятанных во ржи гнездах жаворонков. О времени, проведенном в тилбургской школе, он ни разу не упомянул за все годы своей обширной переписки со множеством корреспондентов.