Вампиры пустыни - [61]

Саккони крякнул.

— Могу ли я прочитать «Таймс»? Могу, но не читаю. Я не склонен читать по этой руке. Она слишком ужасна, Хейлинг.

— Черт возьми, — сказал Хейлинг. — Что вы имеете в виду?

— Это рука негра.

— Любой дурак это видит, — грубо заметил Хейлинг.

— Рука убийцы.

— Весьма вероятно, — сказал Хейлинг.

— Рука каннибала.

— Да что вы говорите! — сказал Хейлинг.

— И еще хуже.

— Что может быть хуже?

Саккони рассказал ему многое. Хейлинг счел его слова выдумкой. Наверное, так оно и было. И однако…

— Я бы это сжег, — сказал Саккони, с дрожью возвращая Хейлингу отрезанную кисть, и поспешно вымыл руки. — Да, сжег.

— В вас есть чертова слабина, Саккони, — сказал антрополог.

— Может быть, — ответил Саккони, — но я бы ее сжег.

— Чушь собачья, — сказал Хейлинг. — Зачем мне ее сжигать?

— Я верю во многие вещи, в которые вы не верите, — сказал Саккони.

— А я, в отличие от вас, не верю в кучу вещей, — возразил Хейлинг.

— Понимаете, я немного ясновидящий, — сказал Саккони.

— Я уже это слышал, — сказал Хейлинг и распрощался.

Вернувшись домой, он положил руку в шкаф, но забыл запереть дверцу. Ложась спать, он случайно запер в кабинете кошку.

Посреди ночи раздались ужасные кошачьи вопли — но в такое время года это было делом обычным.

Утром, открыв дверь кабинета Хейлинга, Кейт увидела руку на каминном коврике и испустила жуткий крик. Миссис Фарвелл прибежала из гостиной, а Хейлинг выскочил из ванной, завернутый в купальное полотенце.

— Что за черт… — сказал Хейлинг.

— Что случилось, Кейт? — воскликнула миссис Харвелл.

— Рука! рука! — кричала Кейт. — Там, на полу!

Миссис Фарвелл приблизилась и увидела руку. Хейлинг надел халат, спустился вниз и тоже увидел.

— Рассчитайте эту дуру в конце месяца, — сказал Хейлинг. — Она снова рылась в шкафу.

— Нет, — всхлипывала Кейт. — Я к шкафу даже не подходила!

И тогда миссис Фарвелл заметила кошку, растянувшуюся под столом Хейлинга.

— Руку стащила кошка. Вон она, — сказала миссис Фарвелл.

— Черт бы побрал эту кошку, — сказал Хейлинг. Он взял щетку Кейт и подтолкнул кошку.

Кошка была мертва.

— Я не буду ждать до конца месяца, — вся дрожа, сказала Кейт. — Я ухожу.

— Выпроводите дуру, — сердито сказал Хейлинг. Он поднял кошку, которую очень любил, вынес ее за порог и захлопнул дверь кабинета перед носом плачущей девушки и миссис Фарвелл. Затем поднял с пола и осмотрел руку.

— Весьма странно, — сказал Хейлинг.

Он снова осмотрел руку.

— Весьма мерзко, — сказал Хейлинг. — Предположим, виновато мое воображение.

Он еще раз осмотрел руку.

— Выглядит свежее, — сказал Хейлинг. — Я заразился от этих женщин глупыми суевериями.

Он положил руку на стол рядом с очень любопытным черепом маори и поднялся наверх, чтобы завершить утренний туалет.

В то утро доставили последние выпуски научных журналов, и Хейлинг, с головой уйдя в чтение, совершенно забыл о руке. В одном из журналов была опубликована его статья с нападками на Робинса-Гюнтера, чьи взгляды на антропологию были окрашены религиозным фанатизмом. «Можно ли представить, что подобный человек считает себя научным авторитетом?» — задавался вопросом Хейлинг. Было приятно зарезать Робинса-Гюнтера на алтаре науки, и Хейлинг чувствовал, что принес оппонента в жертву возмущенному божеству Истины.

— Это резня, — сказал Хейлинг, — это не критика, а натуральная резня.

Он сказал: «Ха-ха!» и поехал в город послушать, что скажут другие. У них было много что сказать, и Хейлинг пробыл в клубе допоздна, выпив при этом, пожалуй, многовато вина. А может, виски с содовой. Дверь кабинета он оставил открытой и незапертой.

Кейт ушла, пожертвовав двухнедельной зарплатой. Миссис Харвелл заметила, что та поступает глупо. Кейт ответила, что предпочитает вести себя глупо подальше от этого дома. Она также сказала много глупых вещей о руке. Как еще она могла объяснить произошедшее ночью? Кейт заявила, что дьявольская рука — живая и что это рука убила кошку. Необразованные и суеверные деревенские девушки часто несут разные глупости. Но глупости Кейт оказали на миссис Фарвелл поистине дурацкое влияние. Она была женщиной нервной и уснула только после возвращения хозяина.

В три часа ночи она проснулась с криками. Хейлинг выпил столько клубного виски и научной крови Робинса-Гюнтера, что и не подумал пробудиться. Но Мэри Хейлинг и кухарка проснулись и побежали в комнату миссис Фарвелл. Дверь они нашли открытой.

— Что случилось? в чем дело? — закричала Мэри Хейлинг. Она зажгла свечу и увидела, что миссис Фарвелл сидит на постели.

Экономка была белой, как призрак, бескровно белой.

— Ко мне в комнату пробрался ужасный человек, — прошептала она.

Кухарка рухнула на стул. Мэри Хейлинг присела на кровать и обняла экономку.

— Какой человек?

— Я его видела, — шептала миссис Фарвелл. — Черный, красно-черный, очень страшный…

Она лишилась чувств, и Мэри уложила ее.

— Оставайся с ней, — сказала Мэри кухарке. — Пойду разбужу дядю.

Кухарка захныкала, но зажгла газ и осталась. Мэри постучалась в дверь спальни Хейлинга. Сквозь сон ее стук показался антропологу громовыми аплодисментами на ужине, устроенном в его честь Королевским обществом. Потом он окончательно проснулся.