Вампиры пустыни - [50]

В одном из резервуаров медленно кружили рыбы-молоты длиной более двух метров, дьявольски уродливые и казавшиеся вдвойне опасными. К краю этого резервуара вела металлическая лестница, спускавшаяся вдоль внутренней стенки в воду. Хаггопян, очевидно, заметил мой недоуменный взгляд и сказал:

— Здесь я обычно кормил своих миног — с ними нужно обращаться осторожно. Теперь ни одной не осталось — я вернул последних в море три года назад.

Три года назад? Брюхо одной из рыб скользнуло по стеклу, и я присмотрелся внимательней. По серебристо-белой шкуре, между жаберных щелей и вдоль брюха, были рассыпаны многочисленные красные пятна; многие из них образовывали четко очерченные круги там, где тесно расположенные чешуйки отсутствовали и поработали напоминающие присоски рты миног. Нет, Хаггопян несомненно оговорился — не «три года», а скорее три дня! Многие раны явно выглядели совсем свежими и, прежде чем армянин повел меня дальше, я заметил, что по крайней мере еще две рыбы имели на теле такие же отметины.

Я перестал размышлять над оговоркой хозяина, когда мы вошли в следующую комнату, чьи обитатели наверняка исторгли бы радостный возглас у любого конхиолога. Здесь вдоль стен также стояли аквариумы, поменьше многих других, что я успел увидеть, но чудесно обустроенные и в точности воспроизводившие естественную среду обитания живших в них моллюсков. Тут были живые жемчужины почти всех океанов земли: огромные конусы и тридактны из южной части Тихого океана, маленькие прекрасные Haliotis excavata и Murex monodon с Большого Барьерного рифа, похожие на амфоры Delphirtula formosa из Китая и сотни других странных одно- и двустворчатых моллюсков всех форм и размеров. Даже окна были из раковин — больших, полупрозрачных, розово сияющих раковин-гребешков в форме веера, тонких, как фарфор, и одновременно невероятно прочных, добытых на больших глубинах. Они заполняли комнату кровавыми тонами, такими же странными, как подводные тона других комнат. Проходы были заставлены лотками и витринами, заваленными пустыми раковинами, опять-таки без каких-либо пояснительных надписей; и снова Хаггопян продемонстрировал свои познания, называя каждый заинтересовавший меня образец и кратко описывая их привычки и далекие глубины, где они обитали.

Здесь моя экскурсия прервалась — Костас, грек, который привез меня с Клетоса, вошел в эту поразительную комнату раковин и шепнул хозяину что-то явно важное. Хаггопян утвердительно кивнул, Костас вышел и спустя несколько минут вернулся с полудюжиной других греков: все они по очереди обменялись несколькими словами с Хаггопяном, прежде чем уйти. Наконец мы снова остались одни.

— Это мои люди, — сказал он мне. — Некоторые из них работают на меня почти двадцать лет, но теперь они мне больше не нужны. Я расплатился с ними, они попрощались со мной и теперь уходят. Костас отвезет их в Клетнос и позднее вернется за вами. К тому времени, полагаю, я закончу свой рассказ.

— Я не совсем понимаю вас, мистер Хаггопян. Вы хотите сказать, что намерены жить здесь как отшельник? В ваших словах прозвучала какая-то зловещая прощальная нотка…

— Как отшельник? Здесь? Нет, мистер Белтон, — но в остальном вы не ошиблись! Я узнал о море все, что только мог. В любом случае, мне осталось пройти лишь один этап образования. И для этого этапа мне не нужна… учеба! Вы поймете.

Заметив озадаченное выражение на моем лице, он криво усмехнулся.

— Вам трудно меня понять, и этому едва ли стоит удивляться. Я достаточно уверен, что мало кому, если вообще кому-либо, известны обстоятельства моей жизни. Вот почему я решил сейчас заговорить. Вам повезло — вы застали меня в подходящий момент. Я никогда не согласился бы рассказать свою историю, если бы меня так настойчиво не просили, ибо о некоторых ужасах лучше не ведать. Но, возможно, мой рассказ послужит предупреждением. Я с дрожью думаю о том, что найдутся ученые, посвятившие себя познанию моря, которые захотят воспроизвести мои труды и открытия. Так или иначе, то, что вы считали обычным интервью, станет моей лебединой песней. Завтра, когда все покинут остров, Костас вернется и выпустит на свободу все живые экземпляры. Здесь есть средства, с помощью которых можно вернуть в море даже самых крупных рыб. И тогда Хаггопиана окончательно опустеет.

— Но почему? Зачем… и куда собираетесь направиться вы? — спросил я. — Ведь этот остров — ваша база, ваш дом и крепость? Здесь вы написали ваши чудесные книги, и…

— Моя база и крепость, как вы выразились! Да! — резко прервал он. — Остров был всем этим для меня, мистер Белтон, но домом? Больше нет! Вот мой дом! — он выбросил подрагивающую руку в сторону Критского и Средиземного морей. — Когда ваше интервью закончится, я поднимусь на скалы и еще раз взгляну на Клетнос, ближайший крупный участок суши. Потом я возьму свою «Эхиноидею» и направлю ее от берега через пролив Касос прямым и уверенным курсом, и буду плыть, пока не закончится топливо. Пути назад нет. В Средиземном море есть место, о котором никто не знает, где море очень глубокое и холодное и где…

Он замолчал и повернул ко мне свое странно блестящее лицо.