Вампиры пустыни - [22]

* * *

Три месяца, и все еще эта ненавистная река! Неужели она никогда не кончится? Я был болен — так болен, что два дня его не кормил. У меня не было сил сойти на берег и разыскать ему пищу, и я боюсь, что он умрет — умрет до того, как мы вернемся домой.

* * *

Снова приступ— черная лихорадка! Но вампир жив. Я поймал викунью, плывшую по реке, и он высосал ее досуха — галлоны крови. Перед этим он три дня провел без еды. В голодной жадности он порвал свои путы. Я с трудом связал его снова. Мне пришла в голову ужасная мысль. Что если он, проголодавшись, опять разорвет ремень, когда я буду лежать в бреду? Ах! это ужасно! Жутко смотреть, как он питается. Он соединяет вместе когти на крыльях и весь сжимается над телом; голова его закрыта крыльями, и ее не видно. Но жертва даже не шевелится. Похоже, стоит вампиру прикоснуться к жертве, как ее парализует. Крылья смыкаются и наступает полная тишина. Только зубы скрежещут о кости. Отвратительно! Ужасно! Но в Германии я стану знаменит. В Германии с моим Вампиром?

* * *

Я очень слаб. Он опять порвал путы. Хорошо, что это случилось днем — когда он слеп. Его огромные глаза ничего не видят при солнечном свете. Я столько претерпел! Эта черная лихорадка! и это ужасное существо! Я сейчас слишком слаб, и мне не удастся убить его, даже если я захочу. Я должен добраться до дома живым. Скоро — конечно же, скоро — река закончится. О Боже! неужели она никогда не достигнет моря, белых людей, дома? Если он нападет, я удавлю его. Если почувствую, что умираю — удавлю его. Если нам не суждено живыми попасть в Германию, умрем мы оба. Я удушу его своими руками, я зубами разорву его ужасную шею, и наши кости останутся лежать на берегу этой проклятой реки».

* * *

Вот почти все сохранившиеся записи из дневника профессора. Этого достаточно, чтобы поведать нам о последней трагедии.

Два скелета были найдены рядом на самом краю берега. За минувшие годы наводнения унесли половину каждого. Остальное, сложенное вместе, и образовало скелет человека-ящерицы — головоломку, над которой, если воспользоваться раблезианской фразой, впустую ломали головы ученые мужи из университета Бирундвурст.

Ульрик Добени СУМАХ

Пер. А. Вий

— До чего же красен этот сумах!

Ирена Бартон пробормотала что-то банальное, ибо дерево вызывало у нее мучительные воспоминания. Ее гостья, ничего не заметив, продолжала:

— Знаете, Ирена, у меня от этого дерева мурашки по коже!.. Не могу объяснить. Нехорошее какое-то дерево, недоброе. Почему, например, его листва красная уже в августе, хотя должна оставаться зеленой до октября?

— Что за странные мысли, Мэй! Дерево вполне обычное, хоть и навевает на меня грусть. Бедняжка Пестрик… Мы похоронили его там всего два дня назад. Идемте, проведаем могилку.

Женщины покинули веранду, где происходил разговор, и неспешной поступью вышли на лужайку, у края которой до ужаса одиноко рос тот самый недобрый сумах. По крайней мере, миссис Уоткомб, проявлявшая к дереву столь живой интерес, сомневалась, действительно ли это сумах, поскольку листва его была непривычной, а ветви — сучковатыми и кривыми до неузнаваемости. Сейчас зелень пятнали брызги багрового цвета, но буйная листва не поникла, а будто распухла, словно дерево было больно.

Несколько мгновений женщины молча смотрели на жалкую могилку. Тишину наконец разорвал голос миссис Уоткомб, — та, бросившись под дерево, вернулась с чем-то в руке.

— Бедный малыш! Такое роскошное оперенье, а весит легче пуха!

— Ума не приложу, что происходит с птицами, Мэй… — Миссис Бартон, сведя брови в черточку, разглядывала находку. — Разве что кто-нибудь подбрасывает яд. Мы постоянно находим их мертвыми по всему саду, и чаще всего под этим деревом либо неподалеку от него.

Трудно сказать, слушала ли миссис Уоткомб. Мысли ее тем утром где-то блуждали, взгляд, прикованный к скрюченным ветвям сумаха, был задумчив.

— Забавно, что листья покраснели в такое время года, — удивленно произнесла она. — Мне вспоминается болезнь несчастной Джеральдины. Это дерево обладало для нее необычайным очарованием, вы ведь помните. Тогда оно было совсем алым, хотя стоял только июнь и едва закончилось цветение.

— Мэй, милая! У вас сегодня утром одни красные листья на уме! — ответила Ирена, разрываясь между досадой и веселостью. — Дался вам их цвет. Просто два дня стояла жуткая жара. Когда я хоронила бедняжку Пестрика, ни один листик не был тронут багрянцем.

Разговор вышел нелепым и тривиальным, и все же, когда миссис Уоткомб ушла, мысли Ирены невольно вернулись к роковой болезни кузины. Ее недуг стал для семьи совершеннейшей неожиданностью. Бедная Джеральдина, которая всегда отличалась таким крепким здоровьем, внезапно пала жертвой острой анемии! Не верилось, что спустя всего несколько дней сердечная недостаточность прервала ее беззаботную юную жизнь. Правда, это скорбное событие стало причиной чудесного поворота в судьбе Ирены и ее мужа, позволив им сменить тесный пригородный коттедж на восхитительный деревенский дом — Клив Грейндж. Все здесь было наполнено для нее радостью новизны, ведь она правила как хозяйка в этом очаровательном жилище всего одну короткую неделю. Хилари, ее муж, до сих пор не познакомился с потаенными прелестями дома, так как задерживался в Лондоне, распродавая свои деловые предприятия.