Вампирский Узел - [89]

— Ты же не отражаешься в зеркалах! — Я разозлилась. Я подумала, что это какой-то очередной фокус.

Опять порыв ветра. Теперь я узнала его, этот ветер. Ветер его бесконечного одиночества.

— И вообще тебя здесь нет. Ты сейчас во Флориде.

— Я поэтому и позвонил. Я ждала продолжения.

— Мне сейчас выходить на сцену.

— Черт, ты не отражаешься в зеркалах!

— Тебе неинтересно, что я сейчас переживаю? Да, по-моему, неинтересно. — Он перестал улыбаться. — А мне казалось, что мы с тобой сблизились. Карла; что мы с тобой — души друг друга, недостающие половины. Кого ты сейчас видишь в зеркале? Меня — что, кстати, не вписывается в общепринятую мифологию — или себя самое? Мое отражение или твое? Ты никогда не задумывалась о том, а что я вижу в зеркалах?

— Вряд ли ты позвонил, чтобы затеять философскую дискуссию о природе души, — сказала я.

— Да, все правильно. Сейчас я стою у себя в гримерной и уже надеваю свой дракульский плащ. Под плащом у меня рубаха с рюшами под восемнадцатый век, вся такая роскошная и кокетливая. Наверное, в чем-то таком ходил маленький Моцарт.

Из зеркала вдруг пахнуло гнилью. Я узнала этот запах: умирающий лес, больные деревья, звери, погибающие от голода, отравленные ручьи. Я отвернулась. Но Тимми был во всех зеркалах, и запах смерти исходил отовсюду, и сквозь него пробивался еще один запах — горящей серы. Тысяча Тимми Валентайнов, тысяча одинаковых лиц. И на всех лицах — страх.

Мне стало не по себе.

— Что происходит?

— Вот подтверждение тому, что наши с тобой отношения, Карла, очень продвинулись за последнее время, — сказал Тимми. — Мы с тобой можем общаться через зеркала, соприкасаться друг с другом сквозь саму пустоту. Хотя… смерть == пропасть куда более глубокая, и тем не менее мы с тобой соприкоснулись душами даже сквозь эту пропасть.

— Чего ты боишься?

— Боюсь?! Я боюсь?! Это просто нелепо! — кричит он из тысяч зеркал. — Разве я сам не воплощенный страх, квинтэссенция всех человеческих страхов? — Но его голос звучит как голос испуганного ребенка.

— Ты боишься.

— А чего мне бояться? — Он разводит руками. — Смотри, женщина. Я хочу, чтобы ты тоже увидела, что я вижу.

У него за спиной как бы раскрываются новые зеркала. Или это телеэкраны? Я увидела Брайена, судорожно вцепившегося в свою сумку. Потом — каких-то стариков, сидевших в комнате. Старая ведьма в инвалидной коляске дрожала — то ли от паралича, то ли от сексуального возбуждения. Ритм барабанов, рваные гитарные аккорды, резкая, дерганая мелодия в сопровождении глухого рева и пронзительных птичьих криков.

Дым валил из зеркал за зеркалами, едкий серный дым. Эта комната была центром его сознания, и я видела то, что видит он: что зеркала были вратами в ад — вратами в предельную тьму.

— Все они ждут меня, неужели ты не понимаешь? — крикнул он.

…парни в костюмах стервятников парят под блескучим небом…

— И что ты собираешься делать?

— Я не знаю! — Он жалобно всхлипывает, как потерявшийся ребенок. — Побудь здесь со мной. Посмотри концерт. Сделай, что сможешь.

— Что я могу сделать?! — выкрикнула я в ветер. — За три тысячи миль!

За стеной адского пламени я увидела силуэт Стивена. Он что-то сжимал в руках. Дирижерскую палочку; горящую головню, револьвер.

— Ты же неуязвим, — возразила я. — Они тебе ничего не сделают со своими распятиями и чесноком.

— Теперь у них есть что-то еще… Я не знаю. Я не чувствовал такой силы почти тысячу лет.

— Что у них есть? — Меня охватила паника. Я едва держала себя в руках.

— Я не знаю!

Я буквально физически ощущала это незнание. Словно что-то внизу живота вдруг свернулось в тугой комок. Мне казалось, что я понимаю этот предельный — и запредельный — страх. Может быть, это была просто очередная его иллюзия — ведь Тимми по сути своей был не кем иным, как искусителем человеческого сознания, — но тем не менее я осталась в зеркальной комнате и досмотрела концерт до конца. Готовилась битва, и мы собирались бороться.

— Мы вместе были в лесу, — сказала я, чтобы его поддержать. В первый раз я решилась упомянуть — пусть даже вот так вот, как бы между прочим — наши ночные походы по лесу снов.

Он рассеянно кивнул. Он думал о чем-то своем. В зеркалах-мониторах сменялись кадры с изображением зрительного зала и вопящих людей-стервятников. Грохот стоял оглушительный. Я закрыла глаза и мгновенно — без промежуточного перехода в сон — перенеслась в черный лес.

Мы бежали бок о бок, но огонь уже приближался. Мы изголодались по крови, в глотках у нас пересохло, мы умирали от голода, как заключенные в концлагере.

искатель

Танцевали уже везде — буквально во всех проходах. Брайен протолкался поближе к сцене, энергично распихивая бесноватых подростков. Стервятники на сцене принялись пыхать огнем, и зрители завопили с удвоенной силой, когда завитки пламени взвились вверх.

Они уже в сотый, наверное, раз повторяли припев, выгибая свои гофрированные шеи и щелкая клювами. Я люблю трупы, гниющие трупы. Зрители из первых рядов принялись бросать на сиену куски сырого мяса. Распахнув крылья, стервятники набросились на «добычу» и стали жадно ее пожирать.

— Как невьебенно, блин, как невьебенно! — завопила молоденькая девчонка чуть ли не в ухо Брайену. Она была с каким-то мужиком средних лет. Может быть, даже с отцом.