Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи - [231]

На мгновение Шеридан задумался, чувствуя знакомую волну отвращения к себе… хотя с каждым разом, когда он похищал ребенка, это чувство становилось все менее острым. После первого случая он не мог уснуть целую неделю. Его мысленный взор не покидал этот большой жирный турок, звавший себя мистером Уизардом, не покидали мысли о том, что он делает с этими детьми.

— Они уплывают на пароходе, мистер Шеридан, — сказал ему турок и улыбнулся.

Шеридан прочитал в его улыбке: «Если вы не хотите, чтобы с вами произошли крупные неприятности, не задавайте больше таких вопросов». Прочитал четко и ясно, без всякого акцента.

Шеридан больше не задавал вопросов, но это вовсе не значило, что его не мучила совесть. Особенно после каждого нового похищения. Он ворочался в постели, жалея о том, что нельзя начать все сначала. Тогда бы все было по-другому, он сумел бы избежать искушения. Второй раз угрызения совести были почти столь же сильными… после третьего раза стало чуть легче… а после четвертого он почти перестал задумываться о поездке на пароходе и о том, что ждет маленьких мальчиков после прибытия к месту назначения.

Шеридан поставил свой фургон на одно из мест, отведенных для парковки машин, принадлежащих инвалидам. Сзади на фургоне имелся специальный регистрационный номер, которые штат выдавал инвалидам. Этот номер был на вес золота, потому что не вызывал подозрений у полицейских, следивших за порядком в торговом центре, а эти места перед центром были весьма удобными и обычно пустовали.

Так уж всегда: делаешь вид, будто вовсе не отправляешься на поиски мальчишек, но всякий раз за день или два снимаешь с автомобиля какого-нибудь инвалида специальный номерной знак.

«Хватит этих глупостей», — сказал он самому себе.

Сейчас он оказался в очень затруднительном положении, и вот тот мальчик мог разрешить для него массу проблем.

Шеридан вышел из машины и направился к мальчику, который с растущей паникой оглядывался по сторонам. Шеридан подумал, что ему не меньше пяти лет, может быть, даже шесть — но он такой хилый. В резком свете флюоресцентных ламп, пробивающемся через стеклянные двери, лицо мальчика выглядело белым, как пергамент. Он казался даже не испуганным, а скорее больным. Впрочем, по мнению Шеридана, мальчик был просто сильно перепуган. Шеридан научился узнавать этот взгляд, потому что за последние полтора года нередко видел такой же панический страх в собственном зеркале.

Мальчик с надеждой смотрел на прохожих, которые обходили его, торопясь сделать покупки в торговом центре или покидая его с покупками в руках и изумленными, почти ошеломленными лицами от увиденного внутри.

Мальчик, одетый в джинсы и майку с надписью «Питсбургские пингвины», хотел, чтобы ему помогли. Надеялся, что кто-нибудь посмотрит на него и увидит, что с ним что-то случилось, искал человека, готового задать ему самый важный вопрос: «Ты потерял где-то своего папу, малыш?» — Короче говоря, мальчик искал друга.

«Это я, — подумал Шеридан, направляясь к мальчику. — Вот он я, сынок, — твой друг».

Он уже почти подошел к мальчику и тут заметил полицейского, медленно направляющегося по главному вестибюлю к дверям. Полицейский сунул руку в карман, наверное за пачкой сигарет. Сейчас он выйдет наружу, увидит мальчика, и это положит конец удаче Шеридана.

Черт побери, подумал он, по крайней мере, полицейский не увидит, что он разговаривает с мальчиком, когда выйдет из торгового центра. Все могло бы оказаться куда хуже.

Шеридан остановился и сделал вид, будто ощупывает свои карманы в поисках ключей. Он быстро взглянул на мальчика, потом на полицейского и снова на мальчика. Ребенок начал плакать. Это был еще не рев, нет, но огромные слезы, которые казались розовыми в отраженном свете красной вывески «Казинтаун», уже катились по его щекам.

Девушка в справочной будке жестом подозвала к себе полицейского и что-то сказала ему. Она была симпатичной, темноволосой, лет двадцати пяти; он — блондин с песочными волосами и светлыми усами. Когда коп наклонился, опершись локтями о стойку и улыбаясь девушке, Шеридан подумал, что они походят на рекламу сигарет, которые он видел на обложках журналов — «Дух Салема», «Закурим „Лаки страйк“». Он, Шеридан, погибал здесь, у стены торгового центра, а они занимались пустой болтовней: что ты будешь делать после работы, давай зайдем в мою новую квартиру и выпьем по стаканчику — бла-бла-бла. А теперь она начала строить ему глазки. Как интересно.

Шеридан внезапно решил рискнуть. Грудь малыша вздрагивала, и как только он разразится рыданиями, кто-нибудь неминуемо заметит его. Шеридану не хотелось подходить к мальчику, когда меньше чем в шестидесяти футах маячил полицейский, но если он в течение двадцати четырех часов не отдаст долг мистеру Реджи, к нему придут двое очень крупных мужчин и подвергнут его импровизированной хирургической операции, добавив несколько дополнительных локтевых суставов к его рукам.

Он подошел к малышу — высокий мужчина, одетый в обычную рубашку, купленную в магазине Ван-Хойсена, и брюки цвета хаки, мужчина с широким, самым обычным лицом, которое на первый взгляд казалось добрым. Он наклонился над маленьким мальчиком, упершись руками в колени, и тот повернул к Шеридану свое бледное испуганное лицо. Его глаза были изумрудно-зелеными, текущие из них слезы, отражающие свет, подчеркивали их цветовую гамму.