Вампир - [6]

Они прервали мое счастье. Они разорвали связь с Тем, Который Есть Я! Они ворвались в нашу комнату, где мы наслаждались друг другом, оторвали меня от моей любимой, не дав нам дойти до конца в нашей близости. Они прервали туго натянутую нить одним движением, в тот момент, когда все было так хрупко, когда я уже чувствовал ее сердце под своей ищущей ладонью, когда Тот, Который Есть Я напрягся в последнем ожидании перед взрывом экстаза…

Но они уже были рядом, оттаскивая меня от моей любимой, выворачивая мои руки, тянущиеся к ней. Они разбивали мне губы, которые только что ласкали ее, били короткими резкими ударами, настаивая, чтобы я прекратил кричать. Но это была моя квартира и моя любимая! Какое право они имели врываться, разбивая двери? Какое право они имели надевать на мои руки эти железяки, которые были мне смешны, ведь я мог разорвать их легким движением кисти.

Мог… Да, в тот момент я был уверен, что могу это сделать. Стряхнуть жесткие руки, удерживающие меня, разбросать чужих людей по комнате, вминая их мягкие тела в стены, сломать наручники… Я чувствовал легкость пустоты и уверенность, сопровождавшую меня много лет. И я шевельнулся, ожидая, что захват расслабится, пальцы начнут разжиматься, и я смогу выскользнуть из этих рук. Но ничего не произошло. Я дергался и рвался изо всех сил, уже зная, что это бесполезно. Я кричал, брызгая слюной, повисающей жалкими потеками на моем подбородке, но они только били меня по лицу, продолжая держать. И я чувствовал вкус своей крови и холодное отчаяние от осознания того, что Тот, Который Есть Я оставил меня одного. Он ушел, оставив только тень своего присутствия, тонюсенькую паутинку, все еще связывающую нас, как во времена моего детства в далеком замке. Да, я был виноват перед ним, я позволил этим чужим людям прервать наше наслаждение, наше насыщение, единение. И я был брошен, в качестве наказания, оставлен во власть этим людям…

А они бродили по квартире, спотыкаясь о какие-то вещи, осторожно обходя мою любимую, неподвижно лежащую, прикрытую грязноватой простыней, по которой расплывались пятна ее бесценной крови. Какая-то грязная тряпка впитывала кровь, которую я так любил! Это было мучительно, но они даже не хотели открыть лицо моей любимой, чтобы я мог хотя бы еще раз взглянуть на него. Они не слушали моих уговоров, как я ни пытался доказать, что они обрекают ее на окончательную смерть, прервав наше уединение в такой момент. Я был слаб, и сознавал это. Все, что осталось у меня — это память о том, кем я был, и мучительное осознание того, что я утратил. Кроме Того, Который Есть Я, я потерял свою любимую. Потерял, чтобы уже никогда не найти больше. Теперь она уже не будет играть со мной в прятки, радостно улыбаясь каждый раз, когда я ее нахожу. И никогда больше не мелькнет передо мной на улице медно-рыжий локон спадающий на белое платье. Какое окончательное слово — никогда! И только кожура от съеденного моей любимой апельсина, серпантинным извивом лежала на полу, напоминая о несостоявшемся празднике…

Но вы знаете, вчера, да, это было вчера, я опять увидел свою любимую. Сначала я не поверил своим глазам, но это была она. Представьте мой восторг, когда она сняла темные очки, улыбаясь мне своей такой узнаваемо-родной улыбкой. И темно-рыжие локоны, и белое платье… Как я любил ее! Я сказал, что ей не идут эти очки в толстой ярко-синей оправе. А она рассмеялась, рассыпая шарики смеха по стенам пустой комнаты, в которой я вынужден жить. Этот смех невозможно было не узнать. Он так же дробился, отскакивая от деревянного пола, как когда-то, много лет назад, от каменных плит замкового двора. Теперь я знаю, что все будет хорошо. Раз ко мне вернулась та, которую я люблю, вернулась сама, найдя меня в этом огромном мире, то ко мне вернется и Тот, Который Есть Я. Вернется так же, как и в первый раз, на том поле с рукотворным лесом, где я впервые познал единение со своей любимой… Все будет хорошо…

Интерлюдия 3

— Уф, все! Забирай этот последний кусок, и чтоб больше не подсовывал мне такие дела! — он был удовлетворенно расслаблен, как человек, закончивший тяжелую работу.

— Ну вот видишь, все оказалось совсем не так плохо, как ты раньше думал! — человек с портсигаром нервно потер длинные пальцы, прежде чем собрать стопку листков.

— Точно. Все оказалось еще хуже. Знаешь, что сказал мне на прощанье этот псих?

— Откуда мне знать, если ты еще не рассказал?

— Да, так вот, я с ним прощаюсь, а он посмотрел на меня своим прозрачным взглядом, словно пригвоздил к стенке, на манер бабочки, и заявил: «До скорой встречи!» Потом подумал и добавил: «До очень скорой», вот так-то. Но хватит с меня всего этого. Вампиров, исповедей соратников Дракулы, рассказов маньяков-убийц. Я хочу к морю.

— Хорошо-хорошо, будет тебе твое море. Ты мне вот только скажи, почему ты сопроводил этот рассказ только фотографиями жертв, а не его собственными снимками?

— А мне было любопытно, заметит ли еще кто-нибудь, что все женщины были похожи друг на друга? Стройные, волосы рыжие, кожа белая. Кстати, о белом… В момент смерти все они были одеты в белое. Платья или костюмы — не важно, но обязательно — белые. Тебе это ни о чем не говорит?