Валютные войны - [36]

Международный ответ на первый шаг Никсона в 1971 году не заставил себя ждать. К концу августа Япония объявила о плавающем курсе иены по отношению к доллару. Ни для кого не стало открытием, когда курс иены сразу повысился на 7 % против доллара. Вкупе с 10‑процентным налогом это привело к тому, что цена импорта из Японии в США в долларах возросла на 17 %, что было с радостью встречено американскими производителями автомобилей и стали. Швейцария ввела отрицательную процентную ставку в виде пошлин, взимаемых с вкладов в швейцарском франке, с целью предотвратить приток капитала и поддержать доллар.

В конце сентября был созван совет Генерального соглашения о торговле и тарифах (ГАТТ), чтобы обсудить, является ли налог США на импорт нарушением правил свободной торговли или нет. Введение налога не было обоснованно, а заместитель госсекретаря США Натаниэль Сэмюэлс почти не прилагал усилий, чтобы защитить его. Не считать же таким усилием его предположение, что дополнительный налог будет снят, как только восстановится равновесие платежного баланса США! Согласно своду правил ГАТТ, ответные действия, скорее всего, были бы оправданны. Однако торговые партнеры США не решались начать торговую войну. Воспоминания о 1930‑х годах были еще слишком свежи в памяти, а роль США в противоборстве Советскому Союзу и военной защите Японии и Западной Европы была слишком важна, чтобы перейти к глобальной конфронтации из-за торговли. Японии и Западной Европе просто пришлось бы терпеть слабый доллар; вопрос заключался в том, как долго и на чьих условиях.

В конце сентября была организована международная конференция в Лондоне под покровительством так называемой «Большой десятки» (G10), состоявшей из стран, подписавших в 1962 году Генеральное соглашение о займах. В конференции участвовали самые богатые страны мира того времени, включая, что важно, Швейцарию, которая не состояла тогда в МВФ. Там Конналли разыграл представление, достойное его техасских корней. Он заявил собравшимся делегатам, что США требуют немедленного принятия «качелей» в торговом балансе в размере $13 млрд – от $5 млрд дефицита до $8 млрд профицита – и что это требование не подлежит обсуждению. Он отказался участвовать в переговорах о том, как это будет реализовано, и предложил делегатам самим разработать план, а в дальнейшем он даст им знать, успешен их план или нет. Девяти членам G10 не оставалось ничего, кроме как возмущаться про себя наглости Конналли и думать над тем, как осуществить этот план.

Две недели спустя, в начале октября, лидеры ведущих стран встретились снова в Вашингтоне на ежегодном съезде МВФ. Лондонская конференция принесла мало результатов, но намеки 10‑процентного налога Никсона не прошли даром. Министр торговли Канады, Жан-Люк Пепан, подсчитал, что этот дополнительный налог лишит Канаду 90 тыс. рабочих мест только за первый год. В некоторой степени девальвация доллара уже имела место на зарубежных валютных рынках, где все больше стран вводили свободное колебание своих валют против доллара, сразу же получив от 3 до 9 % дохода. Но Никсон и Конналли ждали полной девальвации в районе от 12 % до 1 5 % и гарантий, что эти уровни будут фиксированы и не изменены рынками.

МВФ благодаря работе своего научного персонала начал накладывать вето на ряд технических решений. Это включало более широкие валютные коридоры, в которых валюта могла колебаться до того момента, когда была необходима официальная девальвация, возможное расширенное использование СПЗ и создание мирового центрального банка. Эти споры мало что значили для Конналли. Он требовал безотлагательного ответа на нынешнюю проблему и был готов использовать дополнительный налог как грубую силу в таких масштабах, сколько потребуется. Он, однако, смягчил свои взгляды на собрании МВФ, заявив, что налог может быть снят, если внешнеторговый баланс США сдвинется в правильном направлении – даже несмотря на то что изначальная цель еще не достигнута.

США были готовы пойти на уступки еще по одному поводу, который много значил для европейцев. В то время как США заявили об отказе конвертировать доллары в золото, это, тем не менее, не изменило паритет доллара и золота. Доллар все еще равнялся одной тридцать пятой от унции золота, даже в своем неконвертируемом состоянии. Увеличение цены золота в такой же степени означало бы девальвацию доллара, как и повышательная ревальвация других валют. Это было символически важно для европейцев и рассматривалось бы ими как поражение США в валютной войне, несмотря на безразличие Америки. Германия и Франция выиграли бы от этого, так как они владели большими запасами золота, а увеличение долларовой цены золота означало бы увеличение стоимости (в долларах) их золотых резервов.

Это не сильно беспокоило Никсона и Конналли; после закрытия «золотого окна» цена золота не имела значения, а девальвация, каким бы методом ни была достигнута, была всего лишь средством, чтобы положить конец этой ситуации.

К концу встречи МВФ казалось, что сочетание продолжительной возрастающей ревальвации большинства валют по отношению к доллару на иностранных валютных рынках, гибкость в отношении выбора момента сокращения торгового дефицита Соединенными Штатами и желание США намеренно поднять цену золота в долларах могли бы стать основой продолжительной валютной перестройки, согласующейся с целями Никсона.