Валтасар. Падение Вавилона - [156]

– Хватит! – прервал его Нур-Син. – Что будет, если я откажусь?

– Ты не можешь отказаться, – Балату развел руками. – Если ты добровольно не дашь согласия, тебя свяжут, запеленуют и в таком виде доставят в Эсагилу, где сейчас собрался практически весь государственный совет. Там тебе объяснят, на каких условиях мы согласны сдать город. Если ты и тогда откажешься, тебя против твоей воли отвезут к Киру.

– Хорош посол! – криво усмехнулся Нур-Син. – Ты это всерьез?

– Ты замечал, чтобы я в последнее время позволял себе шутить. Мне грустно, Нур-Син. Меня грызет печаль. Одно спасение – сны. Знал бы ты как сладостно разговаривать с Тем, кто вверху.

– Это он посоветовал тебе применить силу?

– Нет, это предложил настоятель Эсагилы и твой дядя.

– Скажи, Балату, у меня есть выбор?

– У тебя нет выбора, Нур-Син. И это правильно, ибо иначе тебе не спасти семью.

– Когда отправляться?

– Прямо сейчас. Ничего с собой не бери. Поскачете налегке, обходными путями. Набонид с войском стоит возле Описа. Полагает, что Кир будет штурмовать Мидийскую стену в лоб. Помнится, ты писал Набониду о том, что при движении внутрь Малой Азии самое время было ударить в тыл Киру. Тебя послушали?

Нур-Син не ответил. Прикинул и так и этак. Итог был закономерный, и его согласие здесь ничего не решит.

Он поднялся и отправился в спальню переодеваться.

На пути к Эсагиле не удержался и шепотом спросил Балату:

– Скажи, Даниил, почему ты оказался среди заговорщиков?

– Тебе отвечу, – также тихо выговорил Балату. – Ты должен знать. Набонид ненавидит нас, а Кир обещал отпустить нас в Палестину. Дал слово, – он неожиданно громко засопел. – А его преемник Валтасар пирует во дворце на золотой и серебряной посуде, взятой из Иерусалимского храма.

Нур-Син отпрянул.

– Он посмел ограбить музей, который собирали Набополасар и Навуходоносор? Этого не может быть, проклятый иври, чтобы царь Вавилона посягнул на собранные там сокровища!

– Это только ты, Нур-Син, считаешь их сокровищами. Они же кощунствуют. Они разграбили собрание диковинок. Извлекли на свет священные трапезы, блюда, седмисвечные светильники, лампады, чаши, лопатки, вилки для вынимания жертвенного мяса, сами жертвенники, на которых рабы жарят мясо для Валтасара.

Его голос дрогнул.

Дальше двинулись молча, каждый размышлял о своем. Так, не проронив более ни слова, вошли в пределы Эсагилы. Здесь их проводили в дом, где располагались апартаменты главного жреца.

Обсудив вопросы передачи власти, собравшиеся в главном храме страны знатные особенно настаивали на том, чтобы Нур-Син добился у Кира твердого обещания не вводить армию в пределы Вавилона. Пусть ограничится тридцатью тысячами передового корпуса.

По дороге на север, сначала вдоль Евфрата, затем по правому берегу Тигра, Нур-Син не мог не признать разумность выдвигаемых условий сдачи города. Тридцать тысяч вражеских воинов можно удержать в повиновении и оградить жителей от грабежей, резни и насилия. О том, что произойдет, если двухсотпятидесятитысячная армия Кира ворвется в Вавилон, страшно было подумать. Другие пункты договора закрепляли автономию, которой город и страна могли пользоваться в решении внутренних вопросов. Торговля восстанавливалась с теми же пошлинами, которые сложились во времена Навуходоносора. Кир обещал не вмешиваться в сложившиеся ритуалы величания богов. Наоборот, он готов был короноваться согласно местному обычаю и прикоснуться к руке Мардука.

Нур-Син поражался – чуждый нравам и образу жизни властитель с уважением относился к накопленным за тысячелетия духовным сокровищам города, чьи искусные в обращении с числами звездочеты, путешественники и летописцы описали мир, проникли в тайны мироздания, а собственный, плоть от плоти царь вел себя на родине как в завоеванной стране, и все его слова о высоких целях, о приверженности традициям утопали в подлых и корыстолюбивых деяниях, прикрываемых толпой умников, кончивших ту же самую эддубу, что и Нур-Син.

Удивительны твои причуды, Всевышний! Странными путями ты ведешь черноголовых к свету. Ведь можно властвовать, как Кир, почему же ты наградил царственностью самого недостойного? Почему разрешил ему дождаться своей очереди? Почему не осадил с помощью какой-нибудь хвори, не утопил в бассейне, не уронил кирпич на его голову?

Тревожила мысль, выполнит ли Кир договоренности после того, как его войска войдут в город? Все предыдущие этапы завоеваний молодого перса свидетельствовали, что он нигде и никогда не нарушал взятые на себя обязательства. Все равно до той самой минуты, как ему позволили увидеть Кира, беспокойство томило Нур-Сина.

Кир повзрослел, украсился густой черной бородой, но любопытства не потерял, о чем сообщил Нур-Сину в первую очередь. Беседовали они больше о том, что свершилось на этой земле за те дни, что провели врозь. Правда, теперь больше говорил Кир, Нур-Син слушал. Царь изложил то, что знал об Индии, о греческих городах и умниках, называемых «философами», отличавшимися любовью к мудрости. Разумных людей, заметил Кир, среди них не много, но те, кто достоин этого звания, очень любопытны. С ними есть о чем поспорить.