Вальс Мефисто - [28]

– Вы что-нибудь выбрали? – спросила Полу хозяйка.

– Нет… Спасибо. До свидания.

– До свидания.

Покинув магазин, Пола перешла через улицу. Глаза ее наполнились слезами – это были слезы гнева, боли и разочарования. Она пыталась сдержать их. Теперь она поняла, почему Майлз не позволил ей заглянуть в холодильник. Ведь тот не был пуст, а скорее всего, полон. Настолько, насколько это бывает, когда владелец находится дома, а вовсе не на Ямайке.

Она поднялась по ступеням особняка. И снова услышала, как в доме играет Дункан Эли, на этот раз фугу из «Хорошо темперированного клавира» – живую, ясную и сухую, словно качественный мартини.

Она позвонила. Музыка прекратилась. Через минуту Майлз открыл дверь.

Его удивление казалось искренним.

– Поли!

Она вошла. Он закрыл дверь и посмотрел на нее.

– Что случилось?

Она поднялась в гостиную. Он прошел следом, закрывая за ними двойные двери.

– Ты чем-то озабочена?

Оглядев большую комнату, она повернулась к нему.

– Майлз, почему ты лгал мне?

– Лгал?

– Пожалуйста, не притворяйся невинным мальчиком. Ты обо всем уговорился с Роксанной, не так ли? Весь этот трюк с переделкой кухни, чтобы найти повод уйти из дома, ее появление в «Гранадос», чтобы передать тебе ключи от особняка…

– О чем это ты?

– Майлз, я не дура? Роксанна не на Ямайке. Она вообще там не появлялась и не собиралась этого делать. Она все время была здесь! Здесь, с тобой, в то время, как бедная глупая Поли сидит дома…

– Роксанна находится в Раунд Хилле!

– Майлз, я только что видела, как она покинула дом. Поэтому перестань!

Он подошел к встроенному бару и налил себе виски. Потом спокойно заговорил:

– Ну хорошо, она здесь была. И мы договаривались об этом. Но я не спал с нею, что бы ты не думала.

– Именно об этом я и думала.

– И была не права.

На миг она едва не поверила. Ей хотелось довериться ему.

– Так что же происходит? Ты совершенно не работаешь над романом. Я проверяла: последняя запись была сделана шесть недель назад…

– Хочешь шерри?

– Нет. Тебе не следует пить среди белого дня, особенно виски. Или это входит в программу ежедневных оргий? Он облокотился о рояль.

– Единственная действующая оргия – это оргия музыкальных занятий.

– Занятий? О, брось. Может, я и глупа, но не слабоумна!

– Это правда. Я упражняюсь. Гаммы. Этюды Черни.

Бах. Шопен. Шесть часов, ежедневно.

– Но зачем?

– Поли, у меня дебют в Карнеги-холле через полтора месяца. Его организовал для меня Розен. Он стал моим менеджером.

Она села.

– Дебют?

– Да. Дебют нового Майлза Кларксона. Он пересек комнату и присел перед ней на корточки, взяв ее за руку.

– Поли, ты знаешь, что рояль – моя первая любовь. И был ею всегда. Что ж, я бросил ее, после того как с позором провалился. Но Дункан дал мне новую надежду – нет, черт побери, больше того! Он дал деньги. Помнишь, о чем сказано в завещании? Он надеялся, что я использую пятьдесят тысяч для музыкальной карьеры. Полагаю, я обязан попытаться – ради него. Роксанна и Филип считают так же. Я сказал им, что не хочу, чтобы ты узнала об этом раньше времени. Вот почему мы и задумали весь этот план, позволяющий мне уйти из дома и заниматься втайне от тебя. Что ж, ты все узнала. Но это не имеет значения, Поли, потому что теперь я уверен в себе. Я полностью оправдал надежды Дункана! Думаю, что выступлю в Карнеги прекрасно – с таким менеджером, как Филип, и с Роксанной, с ее полезными связями. Я сделаю большую карьеру и смогу быть вторым Дунканом Эли. И жить той же волнующей жизнью, что и он, – вместе с тобой. Я изучал его записи, штудировал партитуры, короче, проник в его стиль, Поли, и добился успеха…

Он поднялся и посмотрел на нее сверху вниз. Лицо его не выражало ни мольбы, ни вызова. Но в нем были огромная воля и решительность.

– Это Большая Тайна. Теперь ты ее знаешь и, надеюсь, будешь моей союзницей. Не думай бороться со мной, Поли. Я намерен попытаться. Упаду лицом в грязь – пусть так. Но никто не удержит меня от попытки…

Она помолчала, чувствуя облегчение от того, что он рассказал обо всем честно – и рассказ выглядел правдивым, и от того, что не спит с Роксанной – ведь он утверждает это. Но все же она не могла поверить, что Майлз всерьез думает начать концертную карьеру в тридцать два года.

– А что случится, если ты упадешь лицом в грязь? – спокойно спросила она.

– Тогда можно будет вернуться к роману, да и что тут терять? Лишь два-три месяца времени и расходы на дебют. Но я не упаду. Вот послушай.

Он уселся за «Стенвэй». Она видела, как он всматривается в клавиатуру, совсем в духе Дункана Эли. Затем атакует ее. Это была третья часть ля-мажорной сонаты Шуберта, той самой, которую исполнял в тот давнишний вечер Дункан. С первых же тактов ясно чувствовалось, что Майлз уже не был сырым новичком. Он играл великолепным звуком, с безупречной техникой; параллельные пассажи поражали ослепительной скоростью, элегантная побочная тема бурлила очарованием и утонченностью, а музыкальная концепция была блестящей. Пола, оглушенная этим великолепием, на миг закрыла глаза. То, что она слышала было копией игры Дункана Эли.

Это продолжалось полтора часа.

Он исполнил две прелюдии и фугу Баха. Затем – сонату для рожка Моцарта, скерцо № 1 Шопена, вторую рапсодию Брамса и токкату Хачатуряна. Он закончил исключительно сложным этюдом Паганини-Листа «Ла Кампанелла».