Вальс-бостон - [7]

Осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Стоны, доносившиеся из комнаты, получили логическое объяснение.

Мерли голая по пояс была привязана к стулу. Из разбитой губы на подбородок капельками стекала кровь, один глаз наполовину закрывала багровая опухоль.

"Дружок", украшенный разноцветными татуировками, словно ирокез, вышедший на тропу войны, "участливо" склонившись над пленницей, большим и указательным пальцами правой руки давил сосок девушки. На лице его цвела счастливая улыбка.

– Ну что, паскуда,… – "ласково ворковал" он, – вот и нет рядышком хваленого Стаса да и твой говнюк папочка… Помнишь ту ночьку? По глазам вижу, стерва, – помнишь! Я тогда поклялся…

– Бешенный, нет… не надо, – умоляюще шептала рыжая, – я сделаю все, что прикажешь…

– Помнишь, б…дь, я тогда тоже просил, унижался… Конечно сделаешь! Диоген обещал тебя отдать…

Его губы расплылись в жуткой, сладострастно-садистской ухмылке, он сомкнул пальцы на соске жертвы.

Вновь – жуткий крик, от которого мороз по коже. На месте соска – багровая опухоль, а на пальцах палача – кровь.

Опять обиженной свинкой "хрюкнул" пистолет. Экзекуция прекратилась: пуля вошла Бешенному точно в затылок.

Увидев меня, Мерли, тихонько подвывая и всхлипывая, выдохнула:

– Умник,… ты… это ты… развяжи.

Несмотря на ее жалкий вид, вспомнив момент в баре, я не удержался от маленькой мести. Приблизившись, сделал вид, что хочу нажать на спусковой крючок.

Мерли все поняла и покорно прикрыла глаза. Теперь мне действительно стало ее жаль.

– Всэ в п…порадкэ, мэм,… – пробормотал я, развязывая.

Не стоило так шутить – она не из тех, кто забудет или простит. Да и акцент усугублять ни к чему, ведь потихоньку он сходит на нет.

– Кроме этих четверых, на борту кто-то еще был?

В широко распахнутых карих глазах прочел изумление и даже благодарность. Одна за другой по щекам сбегали прозрачные слезинки. Несмотря на разбитую губу и заплывший глаз, впервые она показалась мне красивой.

– Нет… никого…

Она сгибала и разгибала занемевшие пальцы, трогала разбитую губу, затекший глаз. Морщась от боли, прикоснулась к изувеченным соскам.

Вспомнив обо мне, рефлекторно прикрыла руками грудь, чтобы спустя мгновенье их убрать.

– Как тебя зовут?

Вопрос застал меня врасплох. Как зовут или как звали? Ну что тут ответить? Наверно, пусть все пока остается на своих местах.

– Умник, мэм.

Она расценила мои слова по-своему.

– Я – Мерлин, или просто Мерли. И хватит мэмкать… Так все же, звать-то как?

– Пусть пока будет – Умник.

– Как знаешь!

Она недовольно надула и без того припухшую губку. Потом, повинуясь внезапной догадке, спросила уже на английском:

– Акцент-то, акцент куда подевал?

– Был да сплыл! – достаточно твердо ответил я, переводя одной фразой наши отношения в иную плоскость.

Девушка наградила меня пронзительным, испытующим взглядом, будто хотела проникнуть в душу. Я его стойко выдержал.

– Где остальные: Диоген, Борода, Цек?

– Неужели непонятно? – неопределенно пожал плечами. – Там же, где и Бешенный.

– Ты что, их всех… один?…

– Так получилось…

Мерли тяжело вздохнула и, подняв с пола смятую блузку, неспеша оделась.

– Боюсь, Умник, что этим все не кончится, – задумчиво пробормотала она. – Что станем делать дальше? Как думаешь?

– Может, позвонишь отцу?

В ответ – быстрый колючий, на этот раз недобрый взгляд. Хотела сказать что-то резкое, однако, вспомнив о судьбе недавних подельников, сдержалась.

– Об отце откуда знаешь?

– Слышал, что говорил Бешенный…

– Он от меня отказался, когда бросила университет и сбежала со Стасом… Да и как звонить-то? Ведь междугородки на яхте нет. Разве с берега. Нет, не то!

– Так по мобильному свяжись или через Интернет…

– По какому такому мобильному? Ты чего несешь? На солн-це перегрелся?…

– Сотовый… Спутниковая связь?… Всемирная сеть, паутина.

– Я ни о чем таком и не слыхивала… Разве что у военных или федералов. Сам-то ты часом не оттуда? Больно шустрый… Умник…

Вот это да! Так вот откуда постоянно сопровождавшее меня ощущение нереальности! Ограниченности. Ни мобильных, ни Интернета, незнакомые марки машин, непривычные деньги. Привратник Горио предупреждал, что могу влететь не туда. Напартачил, одноглазый черт. Вот я и получил по полной, хотя по большому счету – все едино. Один хрен по молекулярному коду[4] вычислят…

– Что умолк? Попала?… Угадала?

– Пальцем в небо… Я такой же беглец, как и ты. Только не-други мои посерьезнее будут – не твоим чета. Сейчас мне нужно время, чтобы немного осмотреться, привыкнуть.

– Хорошо, давай осваивайся, а я пока переоденусь.

Теперь все виделось в совершенно ином свете: и овальный с пористым выпуклым стеклом светильник, и больше похожий на синтетический коврик пол каюты, и дисковая магнитола в форме полупрозрачного куба, и подборка дисков незнакомых рок-групп, и то, как нелегко усваивался незнакомый язык. Похоже, "потусторонний" – греческий. Но больше всего поразил календарь на 2009 год с изображением грудастой голой девицы, зазывно улыбающейся и кокетливо прикрывающей интимное место затемненной бутылкой с этикеткой "Мерси танго". Значит путь из "Лесной отрады" к "Данае" был длиною в два года. Целых два года!