Вальпургиева ночь - [82]

— Сейчас там почти ничего не сохранилось, — просвещал меня Коля, вовсю уписывая батон с плавленым сырком. — Странно, но село опустело практически года за два. Судя по записям, его обитатели буквально семьями снимались с места. Более-менее реального объяснения этому нет. Есть, конечно, куча легенд, одна другой страшнее. И про то, что село прокляла какая-то ведьма, и, мол, будто бы упырь туда повадился… А еще говорят, будто там как-то организовали карательный отряд — вроде жечь колдунью из соседнего села, да отряд этот сгинул в лесных топях. Ну, знаешь, Гиблые Болота, в самой чаще… Хотяевка от них где-то километрах в пяти. Самое любопытное то, что вел отряд не наш поп, наших попов ведьмовство вообще всегда мало колыхало, а какой-то заезжий проповедник из католиков…

Я подавилась дымом:

— Проповедник? Коля, можно с этого места поподробнее?!

Коля склонил головку набок, припоминая детали и задумчиво ковыряя обертку от плавленого сырка.

— Он вроде и не священник был… Я имею в виду то, что в сан посвящен не был. Поэтому-то местный поп и не заподозрил конкуренции. Поселился проповедник у старосты, причем платил за постой весьма щедро. За неделю с лишком староста набрал на приданое для всех своих дочерей, включая и младшую — рябую дурочку.

— Откуда такие интригующие сведения? — поинтересовалась я, обкуривая висевший на стене плакат какой-то футбольной команды.

— От самого старосты. В архиве куча его записей, графоман он был страстный. Писал с дикими ошибками, конечно, но, с другой стороны, по одним его записям можно выучить историю всего района со времен первой обезьяны…

— Его записи и сейчас в архиве? — перебила я Коленьку.

Тот поморгал:

— Странно… Вот ты спросила, и я вспомнил, что Ленечка Озеров забрал кое-что под расписку на праздники, поработать. Сказал, что это нужно для курсовой. То есть забрал-то он, конечно, не все, такое количество макулатуры и самому Льву Толстому не снилось. Взял только то, что относилось к хотяевскому периоду. Как раз записи за восемнадцатый год…

Я еще раз мысленно посетовала на судьбу-индюшку. Ну надо же; вся нужная информация была у меня под носом, можно было просто позвонить Коле… И совсем не обязательно было красить волосы в цвет корейской морковки и уж тем более распечатывать новую пару колготок! Вот жизнь-то — хуже заседания кафедры! Я совсем было приуныла, но тут вспомнила, какой подарок мне готовит Алексиус к годовщине свадьбы… Это всегда помогало — настроение резко взмыло вверх, как и чашечка с былинными мотивами. Уж не знаю, от чего она так переполошилась — от моего ли хохота или психокинетической энергии.

— О, барабашка! — грустно констатировал Коля, наблюдая зависшую в воздухе чашку. — Опять соседи на дому лечат…

Тут я сообразила, что Колиными соседями и были Воронцовы. Ну, те самые… Слава богу, что Коленька уже ко всему привычный.

— Так что там с проповедником? — напомнила я.

— Да ничего особенного. Только он взялся митинговать на ярмарке, как туда приехала симпатичная бабенка из Ведьмеева…— И тут Коля со вкусом пересказал историю Вийки (хотяевская версия-триллер, толпы оживших мертвецов с вилами и косами, бледные и зашуганные мужички…). — После этого проповедник самолично возглавил карательную экспедицию, причем оказался в числе немногих спасшихся. В тот же день он уехал, даже не забрав вещей… Кстати, — оживился Коля, — мы их нашли! Представляешь?

— Что нашли? Вещи?

— Да-да. На том месте, где предположительно стоял дом старосты, Ленечка отыскал полусгнивший короб с книгами на латыни, посвященными ведьмовству, распознанию ведьм… Боже мой! — Коленьку вдруг перекосило, как мои новые сапоги после московского метро. — Там же был «Malleus maleficarum» [4] хрен знает какого года… Куда же мы его, а?

Я подозревала, что трактат вместе с остальными бебехами у ушлого Ленечки, но промолчала. Мораль сей басни такова — иногда нет ничего важнее соленых огурцов. Чтобы не пришлось переживать, что раритетная вещь ушла более трезвому, в то время как вы отмокали в утренней росе.

— Ладно, ладно, про… проглядели, в общем, ладно. Что-нибудь полезное, кроме книжек, было!

— Книжки! — стонал Коля, старательно щупал сбрызнутые одеколоном волосики (нет, за что люблю Алексиуса, так это за то, что вот такое «выдирание влас» он устраивает всегда легко). — Так хорошо сохранились, прямо мистика какая-то… там еще был железный ларец, но мы не смогли открыть, открывашка самим нужна была…

Я с грустью утопила окурок в заварке. Пепельниц Коля не держал. Ничего не попишешь, приходится признать, что визит к Коле был практически безрезультатным. Что ж, с чистой совестью я могу сдать этих инквизиторов племянницам, а сама займусь, пожалуй, Сюнневе. Еще вчера, когда я увидела ее в коридоре, то почувствовала, что с ней что-то не так. И только сегодня утром я поняла, в чем дело. Тетка Лета это тоже видит. И беспокоится. Ведь если такое случилось один раз, то может повториться…

По возвращении домой меня ждал сюрприз. Точнее, два сюрприза — Даниил Алексеевич и Ян Алексеевич Корвум. Мои огрызки, Тяпа и Ляпа.

Я устало ввалилась в прихожую, чуть не расцеловавшись с мраморной дурищей (чем я вообще думала, когда ее контрабандой оформляла как «100 кг хозяйственного мыла на нужды кафедры»), в тот самый момент, когда Данчик и Янчик проверяли, можно ли задушить человека в объятиях. Естественно, подопытным объектом была моя самая тихая племянница.