Валис - [3]

– «Мертвый работяга» – мой любимый альбом «Мертвецов»,[4] – вдруг сказала Глория. – Хотя, по-моему, не стоило им оправдывать кокаин. Все-таки рок и дети слушают.

– Они не оправдывают. Просто песня о ком-то, кто принимает кокаин. К тому же это его убивает. Не впрямую, правда – он попадает под поезд.

– Но из-за них я подсела на наркотики, – возразила Глория.

– Из-за «Мертвецов»?

– Из-за того, – сказала Глория, – что все от меня этого ждали. Мне осточертело делать то, чего ждут от меня другие.

– Не надо убивать себя, – сказал Жирный. – Переезжай ко мне. Я живу совсем один, и ты мне нравишься. В самом деле. Давай хоть попробуем. Мы – я и мои друзья – перевезем твои шмотки. Можно придумать кучу занятий; будем ходить куда-нибудь… ну как сегодня на пляж. Разве тут не классно?

Глория ничего не ответила.

– Мне будет жутко хреново, – продолжал Жирный, – до конца моих дней, если ты с собой покончишь.

Таким образом, как стало ясно Жирному позже, он привел Глории наименее веские доводы продолжать жить. Это стало бы ее одолжением другим людям. Он не мог найти худшего аргумента, даже если бы искал его годами. Лучше бы уж сразу переехать ее «фольксвагеном». Вот почему на «горячие» телефонные линии для самоубийц нельзя сажать кретинов. Жирный понял это в Ванкувере, когда, готовый покончить с собой, позвонил в Кризисный центр Британской Колумбии и получил квалифицированный совет. Между этим событием и тем, что Жирный сказал Глории в тот день, нет никакой связи.

Остановившись, чтобы смахнуть маленький камешек со ступни, Глория сказала:

– Мне бы хотелось переночевать у тебя.

При этих словах перед мысленным взором Жирного невольно промелькнули некие сексуальные видения.

– Я тащусь! – воскликнул Жирный.

В те годы он частенько выражался в такой манере. Контркультура располагает целым словарем подобных выражений, граничащих с бессмыслицей. Жирный любил нанизывать их одно на другое. Занялся он этим и сейчас, когда собственная похоть сыграла с ним шутку, заставив поверить, что он только что спас подруге жизнь. Способность Жирного понимать происходящее, и так не стоившая выеденного яйца, окончательно достигла нулевой отметки. Как же, хороший человек наконец-то обрел душевное равновесие, и в этом заслуга именно его, Жирного!

– Врубаюсь! – трещал он, идя с Глорией по пляжу. – Потрясно!

Они провели ту ночь вместе, полностью одетые. Между ними ничего не было, и на следующий день Глория уехала, якобы за вещами в родительский дом в Модесто. Несколько дней Жирный ждал ее приезда, а потом однажды вечером зазвонил телефон. Звонил Боб, бывший муж Глории.

– Ты сейчас где? – поинтересовался Боб.

Вопрос привел Жирного в замешательство – он был дома, рядом с телефоном, на кухне. Голос Боба звучал совершенно спокойно.

– Я здесь, – сказал Жирный.

– Глория сегодня покончила с собой, – сообщил Боб.

У меня есть фотография Глории с Председателем Мао на руках. Она стоит на коленях и улыбается, ее глаза сияют. Председатель Мао норовит вырваться у нее из рук. Слева виден кусочек рождественской елки. На обороте аккуратным почерком миссис Кнудсон написано:

Как благодарна она была нам в ответ на нашу любовь.

Я так и не узнал, написала это миссис Кнудсон до смерти Глории или после. Кнудсоны прислали мне фотографию через месяц – прислали фотографию Жирному Лошаднику через месяц после похорон Глории. Жирный письмом попросил их прислать ее фото. Сначала он попросил Боба, который довольно грубо поинтересовался, зачем ему фотография Глории. Жирный не знал, что ответить. Когда Жирный вынудил меня взяться за эти записки, он спросил, с чего, по моему мнению, Боб Лэнгли так взбесился от его просьбы.

Я не знаю. И мне наплевать. Может, Боб догадывался, что Глория и Жирный провели ночь вместе, и ревновал? Жирный часто говорил, что Боб Лэнгли шизофреник, и даже утверждал, что сам Боб сообщил ему об этом. У шизоида мыслительному процессу сопутствуют неадекватные эмоции, так называемое уплощение аффекта.

С другой стороны, Боб после заупокойной службы склонился и положил розу на гроб Глории. Как раз когда Жирный крался к своему «фольксвагену». Что более подходило к моменту? Жирный, рыдающий в одиночестве в припаркованной машине, или бывший муж, склоняющийся над гробом с розой в руке, безмолвный, спокойный, но хоть что-то делающий? Весь вклад Жирного в похороны свелся к букету, купленному впопыхах по дороге в Модесто. Он преподнес его миссис Кнудсон, которая отметила, что цветы очаровательны. Боб их выкинул.

После похорон, в модном ресторане, где официантка убрала их подальше от глаз, Жирный спросил у Боба, что делала Глория в Шинаноне, тогда как она собиралась забрать вещи и вернуться в округ Марин, чтобы жить с ним – как он полагал.

– Поехать в Шинанон ее уговорила Кармина, – ответил Боб. Кармина – это миссис Кнудсон. – Из-за проблем с наркотой.

Тимоти, один из незнакомых Жирному друзей Глории, заметил:

– Не шибко-то они ей помогли.

Вот что случилось, когда Глория вошла в Шинанон через парадный вход. С ней сразу начали играть в эти их игры. Кто-то из персонала специально прошел мимо Глории, когда та сидела в холле и ожидала приема, и громко отметил, как она уродлива. Следующий объявился, чтобы сообщить, что в ее волосах, похоже, ночевала крыса. Глория всегда была страшно мнительна по поводу своих кудрявых волос; она очень хотела, чтобы они были как и все остальные волосы в мире. Что мог бы сказать третий служащий Шинанона – вопрос спорный, так как к тому времени Глория уже поднялась на одиннадцатый этаж.