Валис - [16]

«Империя бессмертна», – процитировал про себя Жирный. Эта фраза снова и снова появлялась в его экзегезе; стала своего рода красной нитью. Фраза явилась ему в замечательном сне. В этом сне Жирный был ребенком и рыскал по пыльным букинистическим лавкам в поисках старых научно-фантастических журналов, особенно «Поразительных историй», где мечтал найти бесценный сериал под названием «Империя бессмертна». Жирный знал, что если найдет сериал и прочтет его, он будет знать все на свете – в этом заключалась суть сна.

Прежде, когда Жирный наблюдал взаимопроникновение двух миров и видел не только Калифорнию 1974 года, но и Древний Рим, он наблюдал в этом взаимопроникновении одну общую структуру, присутствующую в обоих мирах, – Черную Железную Тюрьму. Именно она именовалась в его сне «Империей». Жирный был уверен в этом, потому что, как только увидел Черную Железную Тюрьму, сразу узнал ее. В ней были заключены все, не осознавая того. Черная Железная Тюрьма являлась их миром.

Кто построил тюрьму и зачем – Жирный не знал. Хотя кое о чем догадывался: тюрьму пытались разрушить. Организация христиан – не обычных христиан, тех, что каждое воскресенье посещают церковь и молятся, а тайных ранних христиан в серых балахонах – с энергией и воодушевлением начала осаду тюрьмы.

Жирный в своем безумии понимал: на сей раз тайные ранние христиане в серых балахонах должны взять тюрьму, а не найти обходной путь. Деяния героев в священном «магическом времени» – согласно аборигенам, единственном реальном времени – были реальными.

Однажды Жирный наткнулся в дешевом научно-фантастическом романе на точное описание Черной Железной Тюрьмы, только она находилась в далеком будущем. Поэтому если наложить прошлое (Древний Рим) на настоящее (Калифорнию двадцатого века), а сверху добавить мир далекого будущего из романа «Андроид проливал море слез», получается Империя, или Черная Железная Тюрьма в форме супер– или транстемпоральной постоянной. Каждый из когда-либо живших был в буквальном смысле окружен железными стенами тюрьмы; ничего не подозревая, они находились внутри. Все, кроме тайных ранних христиан в серых балахонах.

Таким образом, тайные ранние христиане становились тоже супер– или транстемпоральными, то есть существующими во всех временах одновременно. Этого Жирный не мог понять. Как они могут быть ранними и существовать в настоящем и будущем? И если они существуют в настоящем, почему никто не может их видеть?

С другой стороны, почему никто не может видеть стен Черной Железной Тюрьмы, которые окружают всех, в том числе и самого Жирного? Почему эти противоположные силы становятся явными, только когда прошлое, настоящее и будущее по неизвестной причине накладываются друг на друга?

Может, в «магическом времени» аборигенов вообще не существует времени? Но если времени не существует, как могли тайные ранние христиане освободиться из Черной Железной Тюрьмы, которую им удалось взорвать? И как они могли взорвать что-то в Риме семидесятого года от Рождества Христова, если тогда не существовало взрывчатки? И как, если в «магическом времени» нет самого времени, могло завершиться существование тюрьмы?

Жирному вспомнился знаменательный фрагмент из «Парсифаля»: «Здесь время превращается в пространство». В своем религиозном опыте в марте 1974-го Жирный наблюдал расширение пространства: медленно и неуклонно, ярд за ярдом, до самых звезд. Было такое впечатление, будто вокруг Жирного убрали стены. Он чувствовал себя котом, которого вывезли за город в закрытой коробке, а достигнув места назначения, выпустили. Ночью ему снилась бесконечная пустота, но эта пустота была живой. Пустота все расширялась – абсолютная, тотальная пустота, в то же время обладающая индивидуальностью. Пустота выразила удовольствие при виде Жирного, который во сне не обладал телом. Он, подобно пустоте, просто парил, воспринимая какое-то тихое мурлыканье, вроде музыки. При помощи этого мурлыканья пустота общалась с ним.

– Из всех людей, – говорила пустота, – из всех до единого, ты мой самый любимый.

Пустота жаждала объединиться с Жирным Лошадником, только с ним из всех когда-либо существовавших людей. Подобно пространству, любовь пустоты была безграничной, пустота и ее любовь заполняли все. Так счастлив Жирный не был никогда в жизни.

К нему подошел санитар.

– Мы продержим вас здесь четырнадцать дней.

– Мне нельзя пойти домой? – спросил Жирный.

– Нет, мы считаем, что вы нуждаетесь в лечении. Вы еще не готовы отправиться домой.

– Зачитайте мне мои права, – сказал Жирный. Он был ошеломлен и испуган.

– Мы можем держать вас четырнадцать дней без постановления суда. После этого, если так решит суд и мы сочтем необходимым, можем продержать еще девяносто дней.

Жирный знал: если он скажет хоть слово, его запрут на девяносто дней. Поэтому он ничего не сказал. Когда сходишь с ума, быстро учишься вести себя тихо.

Свихнуться и попасться на этом – значит почти наверняка отправиться за решетку. Теперь Жирный это знал. Кроме лечебницы для алкоголиков, в графстве Оранж имелся и сумасшедший дом. Именно сюда и угодил сейчас Жирный, причем не исключено, что надолго. Тем временем Бет наверняка забирала все, что хотела, из их дома и перевозила на новую квартиру. Она отказалась сказать Жирному адрес, не назвала даже город.